В III тысячелетии в Нижегородском Поволжье складывается волосовская археологическая культура. Название ей дало село Волосово. Оно – на юго-западе этих земель, недалеко от Оки и города Навашино. Это расцвет неолита: совершенная техника обработки камня – шлифование, пиление, сверление. Люди живут в прямоугольных землянках, соединенных переходами. Кроме охоты и рыболовства, археологи обнаружили явные следы разведения скота и земледелия. Прогресс, как известно, никогда не совершается сам по себе: к нему вынуждают обстоятельства, не лучшим образом меняющиеся условия жизни. Значит, реки и леса стали уже беднее, и приходилось волосовцам искать новые способы вести хозяйство, выживать. Лингвисты называют язык людей этого времени финно-пермским. Те предметы, которые сохранились в древних жилищах и могильниках, навели археологов на мысль, что волосовцам приходилось общаться с другими неолитическими племенами. Не всегда это было для них приятно. Пишется о пришлых, южных племенах балахнинской культуры, вероятно, воинственных, ведь одной из ее выразительных примет являются массивные каменные топоры с отверстиями. Дальше шел распад – волосовская культура и язык делились словно бы на два крыла. Одно из них по какой-то причине отходило, оставляя следы, к северо-востоку. И это были предки пермских народов – удмуртов и коми. Но распад не означал гибели. За ним стояло рождение новых, прихотливо прокладывающих свой путь в будущее культур, двух языков – пермского и финно-волжского.

В эпоху бронзы люди, говорившие в Нижегородском Поволжье на финно-волжском языке, вступили во II тысячелетии. Наследниками волосовской культуры здесь стали чирковско-сейминская и культура поселений большекозинского типа. Чуть позднее начинает развитие на их фундаменте обогащенная новыми технологиями поздняковская культура. Самое главное – работа с цветным металлом, который обнаружил свойство плавиться и приобретать нужную человеку форму. Поздняковцы освоили опыт, ценнейшее не только в этих двух базовых культурах, но также в неолитической балахнинской, в более поздних, пришлых – балановской, фатьяновской, абашевской. Многое говорит в пользу того, что эти три культуры были иранскими. Нам кажется, что носители этой группы языков всегда жили где-то очень далеко от нас, на юго-востоке. На самом же деле ираноязычные земли – не только древняя Персия и Таджикистан, но и значительная часть Кавказа. На иранских языках говорили скифы, а их земли начинали в нескольких сотнях километров от Среднего Поволжья. Есть основания считать, что иранская кровь – пусть и в очень небольшой доле – течет в жилах многих современных жителей Поволжья. Потому что ничто не исчезает совсем, безо всякого следа. Финны-поздняковцы сумели вобрать лучшие технологии, принесенные сюда. А их соседи, вероятно, растворились постепенно среди местного миролюбивого населения. Растворились со всеми своими страшными каменными топорами – удобными не для того, чтобы рубить лес, а, пожалуй, скорее, чтобы пробивать ими кому-нибудь голову. Самые характерные памятники новой культуры были обнаружены все в том же Навашинском районе, у села Поздняково, которое и дало ей свое название. Ее время – до середины I тысячелетия до новой эры. Территория расселения финноязычных племен в эту эпоху охватывает многие современные области Центральной России. А Нижегородская занимает в ней важное, по сути – фокусирующее положение.

И вот он – рубеж двух эр. Как-то диковато видеть это слово во множественном числе.

Археология и лингвистика позволяют представить себе этническую картину Нижегородского Поволжье в эту эпоху.

Совершаются новые, тектонические по своей сути перемещения людей по континенту. Из Среднего Поволжья на северо-запад отходит большая группа людей. И это новое разделение языка: финно-волжского языка на волжский и прибалтийско-финский. Ушедшие станут предками балтийских финнов. А тем еще предстоит разделиться на прибалтийских и лапландских. Прибалтийские финны – существующие и уже исчезнувшие народы. В южной их группе ливы, эстонцы, водь. В восточной – ижора (ингерманландцы), карелы (которые делятся на собственно карел, ливиков, живущих на Ладоге, и людиков – на Онеге), вепсы. Северная группа представлена только финнами. Лапландцы – это сегодня саамы.

Носители волжского языка Нижегородское Поволжье и его ближайшие окрестности не покидают. Археологи говорят о наступившем новом времени как о веке железа. Работа с ним – это принципиально иное в сравнении с медью, с бронзой. Требуются температуры, которые не достижимы, если сжигать обычные дрова, – нужен древесный уголь. Александр Спицын, известный археолог рубежа XIX и ХХ веков, дал культуре этих племен название городецкой. Но не в честь того Городца, который стоит на Волге, – Малого Китежа. Село с таким же названием и с валами древней крепости есть в Спасском районе Рязанской области. Формироваться городецкая культура начинала в VII веке до новой эры. Она насытилась опытом всех – и аборигенных, и пришлых культур. С ее появлением в Нижегородском Поволжье исчезла этническая пестрота. Люди городецкой культуры – это уже самые последние и прямые предки нынешних марийцев и мордвы.

Небольшие, прекрасно защищенные от неприятеля городища этих людей стояли обычно на высоком мысу. В центре его был загон для скота, а округлые жилища-землянки по периметру городища. Их диаметр – около четырех метров, глубина – до полутора. Раскопки открыли следы глинобитных выступов-нар, очага в центре. Крупный и мелкий рогатый скот, лошади, свиньи давали пищу и сырье для обуви и одежды. Кстати, само начало разведения домашнего скота запечатлели мифы марийцев Заветлужья – «Дочь неба» и «Сын неба». В этих древних рассказах звучит удивление: оказывается, соседи пасут коров и овец! Небольшие поляны вокруг поселений люди городецкой культуры обрабатывали мотыгами. Охотились, ловили рыбу, как их предки. Поражают мастерством металлические изделия, особенно – украшения. Памятники городецкой культуры обнаружены были во многих районах Нижегородской области: Богородском, Борском, Вадском, Воротынском, Лысковском, Павловском, Перевозском.

В одно время с городецкой в соседстве существовала и родственная финская дьяковская культура. Название ей дало село Дьяково. Оно давно уже поглощено Москвой, и место его находится на территории заповедного парка Коломенское. Потомком дьяковской культуры стала исчезнувшая еще в Средние века меря.

К северо-востоку жили племена ананьинской культуры. Она участвовала в формировании современных удмуртов и коми. Ананьинцы оставили всего несколько городищ и могильников на высоком берегу Ветлуги в верхнем ее течении. Их называют костеносными: возле них обнаруживались доверху заполненные останками животных овраги. Мне приходилось читать о том, что археолог Александр Спицын открыл эти городища, просто придя как-то на базар в одном из маленьких уездных городов. Вятский крестьянин привез туда на продажу целый воз очень старых костей. Где он их нашел?.. Назавтра Спицыну уже показывали один из таких оврагов. Нет, похоже, любили ананьинцы хорошо поесть! Раскопки установили: жизнь в большинстве таких мест продолжалась веками, охота сочеталась со скотоводством. А домашние животные преобладали уже в более высоких слоях.

В середине I тысячелетия новой эры на месте городецкой культуры начался бег истории новых народов Среднего Поволжья: марийцев, мордвы, муромы, мещеры. С запада в эту пору на основе племен дьяковской культуры формируется меря. Память о муроме сохранили в нижнем течении Оки не только археологические памятники. Каждый слышал о Муромских лесах, а они вклиниваются в правобережье до самого Арзамаса. В головокружительное прошлое уходит история города Мурома. Он впервые упоминается в летописях под 862 годом. Но когда он был реально основан, не скажет никто: город постепенно приобретал очертания, вырастая, по сути, из древних стоянок и селищ. Мурома, вероятно, была поглощена, слилась не только с русскими, но и с мордвой.