С того дня никто из соседей не покупал у нас мясо и шерсть. Они вообще почти не появлялись – все боялись неведомого зла, жертвой которого стало наше хозяйство. Только несколько орков предложили перебраться к ним всем остатком нашего семейства, оставив гиблое место. Но отказ отца был ими принят с явным облегчением.

Удивительно: семьи в моих родных краях дружат между собою веками, и любую видимую, понятную угрозу соседи встретили бы с нами плечом к плечу. Но необъяснимая напасть, как постыдная болезнь, сделала нас изгоями.

Отец стал замыкаться в себе, сестра уже давно жила в своем собственном призрачном мире, а я была совершенно растеряна. Вначале я ждала, что отец объяснит, как мы теперь будем жить, но быстро поняла, что он тоже этого не знает. Мы были как брошенные дети на своей земле, которая теперь казалась такой огромной и пустой.

Я очень тревожилась, ночами подолгу не могла уснуть, ворочалась и думала: что будет со мной, с отцом и с сестрой? Мы оказались предоставлены сами себе, и никто не понимал, что теперь нужно делать. Мы умели только заботиться о скоте да ухаживать за огородом, мы знали, как жить в семье и в окружении добрых соседей. Теперь из всего этого остались только огород и угасающие огоньки семейного очага.

И вот однажды ночью, когда я лежала без сна и предавалась горьким думам, я услышала в доме какую-то возню, а затем – восклицание отца. Мне показалось, его голос звучал испуганно. Я тоже испугалась – вдруг ему стало плохо, а может быть, на него напали?

Я побежала к нему в комнату и то, что я там увидела… Отец катался по полу, пытаясь сбросить тварь, что вцепилась в его спину и вгрызалась клыками в его шею. Он страшно стонал и хрипел, а тварь издавала дикое урчание голодного зверя. И когда отец повернулся, я увидела, что тварь на его спине – это моя сестра. Лицо ее, страшно бледное, испещряла темная сетка вен, глаза из карих стали вишнёвыми, изо рта торчали окровавленные клыки. Она обхватывала отца руками и ногами, пытаясь снова вонзить зубы в его шею, а он уже не стонал, а кричал и мотал головой, и бился спиной о стену, пытаясь сбросить сестру. От последнего, самого мощного удара что-то внутри у неё хрустнуло, она яростно завизжала и рванула когтями его грудь.

Отец взревел от боли, и тут я наконец очнулась. Схватила первое, что подвернулось под руку – большой ключ от домашней двери, и воткнула его в глаз сестре. Она взвыла так, что в ушах у меня зазвенело, и кровь её полилась на плечи отца, черная и вонючая. А я вытащила окровавленный ключ и воткнула во второй её глаз.

Она издохла тут же. А отец умирал до полудня, мечась в жару и в бреду. Его убил яд, который попал в тело с когтей этой твари. Я делала ему примочки на лоб и пыталась вливать в рот очищающий отвар из древесной коры, но ему становилось все хуже и хуже, и к рассвету я поняла, что уже ничего не смогу сделать. Я просто сидела рядом, держала его за руку и плакала. Плакала, пока не провалилась в беспамятство. А когда пришла в себя – он уже не дышал.

Отца я хоронила одна, на семейном кладбище за домом. А тело твари утащила в лес и бросила там гнить. Сама я ушла из дома на следующий день.

С тех пор прошло почти два года. Я побывала в разных местах, и везде искала людей и орков, которые изучают вампиров. Я говорила с учеными, ворожеями и охотниками, перечитала уйму книг и записала множество историй.

Я узнала, что моя настоящая сестра умерла в тот самый день, когда потерялась в лесу. Её приманил вампир, который потом занял её место. Тварь жила в нашем доме под видом сестры в течение многих месяцев, а мы думали, что беды нам приносит дух холодных течений.

Принято думать, что вампиры кусают жертв за шею, но это редко бывает правдой. Обычно тварь выбирает для укуса такое место, в каком кровь легко затворить, тогда его кормилец может прожить достаточно долго. Тот кровосос, что занял место моей сестры, пировал полтора года. Потом я поняла, что это был молодой вампир, совсем не умеющий усмирять свою жажду крови. А опытная, хитрая тварь могла жить в нашей семье куда дольше, ей одних лишь коз и овец хватило бы, возможно, на годы.

К счастью, вампиры подобной породы в этих краях не встречаются. Я говорю «к счастью», потому что охотиться на них очень трудно: их облик меняется только во время питания. Зато те вампиры, которых будем убивать мы с тобой – это самые обычные кровососы, привязанные к единственной ипостаси.

* * *

Большие руки орчихи сжимали бадейку мёда так, словно вот-вот раздавят. Голос дрожал.

Я с трудом подавлял зевоту. Болтливы женщины – просто страх. И зачем они лезут не в свою жизнь, такие нежные и многословные, а? Если б эта огромная болтливая штука сидела дома и растила выводок мелких орчат – мир был бы немного лучше, ведь в нем слышалось бы чуть меньше порожней болтовни.

– Один старый охотник с юга рассказал мне про эти края и научил, как находить вампиров, что прячутся в таких местах. Здесь им живется хорошо и сыто, потому что люди тут давно всерьез не воевали, они стали забывать, как это – драться за свою жизнь, за свое место и землю, разучились высматривать всюду опасность и подставили вампирам свои мягкие животики. Однако люди живут здесь не настолько давно, чтобы в эти края стянулось много старых и сильных вампиров, которые держат под своим началом целые семейства. Потому этот край очень хорош для доброй охоты. А я хочу убивать вампиров, я хочу убивать их, пока дышу, но я не воин, и мне нужна помощь.

И орчиха наконец заткнулась. Ох, да сказала бы сразу: нанимаю со-ратников для охоты на вампиров, не шучу, не спятила и много про них знаю. А её семейные страшилки мне на кой? Нужно быть очень тупой орчихой, чтобы думать, будто все встречные жаждут выслушивать твои стенания!

– Значит, сколачиваешь отряд?

Интересно, сколько эта тупая штука может заплатить? Что бы она там ни выгребла из разоренного семейного гнезда – едва ли этого чего-то осталось много.

Как я и ожидал, она помотала головой.

– У меня есть только несколько камней и железные зубы моей бабушки. На отряд этого не хватит, но мне и не нужно – добрая охота должна быть тихой. Обойдусь одним со-ратником, только он должен быть хорошим. Хвостатые вроде тебя – хороши.

Я смотрел на неё и размышлял. Мы-то, конечно, славные, просто слов нет, какие замечательные – а хороши ли орки? Свихнувшиеся орки, которые решили объявить войнушку вампирам?

Чего только не наслушаешься в приречных жральнях!

– Союзник? – наконец спросила орчиха и протянула огромную ладонь.

Охотиться на вампиров в связке с сентиментальной дурой? О том ли я просил дух Древа всё это время, просиживая в жральном зале последние монеты и чешую на заднице?

Беда в том, что орчиха была единственной, кто подсел к моему столу за много-много дней. Не сезон, что тут поделать. Я сам виноват, засиделся, не двинулся вовремя на запад, хотел переждать месяц дождей. Переждал, что тут скажешь.

– Союзник, – решился я и шлепнул пальцами по пятерне орчихи. – Только не называй меня хвостатым.