Иногда Рамона удивлялась, как много у нее сохранилось воспоминаний о матери. Отец бережно хранил ее фотографии — в том числе и ту, на которой они с матерью запечатлены вместе со скульптурной группой медведей. Он рассказывал Рамоне о ней — когда она была еще маленькой. Девушка знала, что память способна создавать иллюзии. Рассматривая фотографии и слушая рассказы, ты можешь убедить себя в том, что помнишь человека, тогда как в реальности все твои воспоминания сводятся к двухмерным изображениям и незамысловатым историям.

Но Рамона была уверена, что действительно помнит мать. Ее звали Габриэлла. Подруги звали ее Габби, но отец всегда называл свою супругу только Габриэллой. Она пользовалась лосьоном, пахшим имбирем и медом. Втерев его в кожу, она гладила все еще влажными ладонями руки дочери и говорила: «Теперь вы с мамой будете одинаково пахнуть». Об этом ей отец не рассказывал, и никто не смог вызвать у нее отчетливое воспоминание об этом аромате. Поэтому-то Рамона и не сомневалась, что действительно помнит свою мать — Габриэллу Лэнгстон.

Странно, но она не помнила, как узнала о ее смерти. Она знала об этом, поскольку ей, очевидно, сказали, что мать умерла вскоре после ее пятого дня рождения. Она знала, поскольку значительно позже ей сказали, что мать сбил автомобиль на Иджипт-Лэйн, когда та совершала ритуальную прогулку, возвращаясь домой из конюшни. Она знала, что эксперты из Департамента полиции пришли к выводу, что сбил ее «Понтиак» красного цвета. Они говорили что-то о следах шин и частицах краски. Водитель скрылся с места происшествия. Возможно, он был пьян, но выяснить это не удалось, поскольку его так и не нашли. Рамона также знала, что пепел ее матери развеяли на берегу океана в Монтауке, поскольку она любила стоять на скалистом пляже, подставляя лицо соленому ветру.

И еще она знала, что не прошло и полутора лет после гибели матери, как отец женился на Эдриен. Она работала няней в другой семье, жившей в том же доме, и звалась Эдриен Митчелл. Переходные фазы между ипостасями соседской няни, помощницы по дому и новой жены и мачехи протекали очень быстро.

Затем Рамона попала в третий класс к мистеру Мастерсону, долго не умела делить в столбик, и ее часто спрашивали, не сердится ли она.

Затем, в пятом классе, она начала жаловаться по утрам на усталость. Отец отправил дочь к ее первому психотерапевту, которая тоже спрашивала, не сердится ли она. В самом деле, наверное, та самая врач первой употребила слово злиться, а не мистер Мастерсон. Сеансы терапии проводились раз в месяц, вплоть до того момента, пока отец пару лет назад не нашел в ее сумочке марихуану. Почему-то эта находка означала, что она должна посещать врача раз в неделю, как это делали многие ребята, которых знала Рамона. И почему-то все эти квалифицированные специалисты считали, что Рамона должна сердиться.

В действительности Рамоне по натуре не было свойственно сердиться. Насколько ей помнилось, в детстве она рассердилась лишь один раз. Это произошло, когда Эдриен впервые попыталась наказать ее. Тогда девочке было одиннадцать. Она без разрешения проколола себе уши, и Эдриен осмелилась выразить неудовольствие. Рамона крикнула ей: «Ты мне не мать, Эдриен !», сделав ударение на ее имени, и убежала в свою спальню. Она слышала, как Эдриен плачет в гостиной, но не смогла заставить себя извиниться перед ней.

Когда в тот день отец вернулся с работы, родители о чем-то говорили в кухне. Может быть, Эдриен не хотела рассказывать ему об этом инциденте?

Но потом отец зашел в ее спальню и сел в ногах кровати. Она никогда прежде не видела его таким, он всегда был сдержан и не проявлял своих чувств. Но в тот вечер, проведя тринадцать часов в юридической фирме, он плакал, сидя перед своей дочерью. Он говорил, что очень скучает по ее матери. Рассказывал, как познакомился с ней на джазовом концерте в саду скульптур музея современного искусства.

Она никогда не забудет, как буднично сказал он о том, что Эдриен совсем другая по сравнению с Габриэллой. «Любовь в моем возрасте — это не то же самое, что в двадцать лет», — сказал он. Тогда Рамона ничуть не усомнилась в правоте его слов, поскольку родители всегда представляются своим детям старыми. В то время ему было всего сорок шесть, но он, похоже, считал, что его лучшие дни остались в прошлом. Хотя, по его словам, Эдриен совершенно не походила на Габриэллу, она была хорошим человеком. Молодая, веселая, энергичная женщина. С ней он вновь ощутил себя счастливым. К тому времени они были женаты четыре года, и она все еще помогала ему учиться жить счастливо без Габриэллы.

— Она любит тебя, — сказал он дочери, — и действительно хочет быть тебе матерью.

Но Рамона продолжала дуться.

— Она мне не мать.

И тогда отец сказал ей, что ее мать тоже не была ей матерью, по крайней мере биологической. Они старались. Они следовали календарю. Она принимала все дорогостоящие лекарства, какие только можно было купить за деньги. Они попробовали осуществить искусственное оплодотворение в пробирке. Все было тщетно. Некоторые из их друзей прибегали к услугам суррогатных матерей и трансплантации яйцеклеток, но Габриэлле хотелось быть прежде всего просто матерью, и не обязательно биологической. Они обратились к адвокату и удочерили сироту. Именно Габриэлла выбрала для нее имя Рамона.

Итак, Эдриен не была ей матерью, но ею не была и Габриэлла.

И если в раннем возрасте Рамона воспринимала Габриэллу как мать, то сейчас она решила воспринимать Эдриен как новую мать. Теперь, спустя пять лет после эпизода с серьгами, она не относилась к ней как к мачехе. Или как к приемной матери. Эдриен была ее матерью. Она больше никогда не подвергала сомнению их родственные отношения, и не потому, что дала обещание отцу, а потому, что Эдриен заслужила это.

Рамона вновь обратила взгляд на экран компьютера своей матери. Она ввела пароль и увидела перед собой открывшуюся страницу.

Сайт назывался «Вторая попытка: Признания бывшей жертвы, преодолевшей трагедию». И эта страница не была блогом, как могло бы показаться случайному читателю. Это был «личный кабинет» на сервисе хостинга блогов, называемом «Социальный Круг». Здесь автор мог делать наброски новых постов, удалять комментарии и вносить изменения в содержание.

Рамона всегда гордилась тем, что, в отличие от ее друзей, имела «настоящие» отношения со своей матерью. Но вот она сидела одна в кабинете Эдриен и рылась в памяти ее компьютера, в то время как должна была находиться в школе. Наконец ей стало ясно, почему мать стала в последнее время такой скрытной.

Ее мать пережила сексуальное насилие. Она была автором этого блога.

И сейчас, после того как ей на протяжении многих лет говорили, что у нее имеются все причины, чтобы сердиться, Рамона Лэнгстон действительно рассердилась.

Кто-то угрожал ее матери.

В пяти милях к югу, в офисе Департамента полиции Нью-Йорка, Элли и Роган тоже читали блог «Вторая попытка», обращая особое внимание на угрозы, помещенные после смерти Джулии.

— Вы можете сказать, заходила ли Джулия в блог в субботу ночью после этого комментария? — спросил Роган.