Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я продолжаю упорно печатать под его взглядом. Наконец, не выдержав, бросаю, не глядя:
— Ты себе льстишь.
— Тогда какого хрена ты устроила в кухне?
Сжимаю пальцы в кулаки, потому что они слишком заметно дрожат. Ну давай, Милана, устроила, так имей силы держать ответ.
Я встаю, потому что находится в положении, когда Тимур смотрит на меня сверху вниз, некомфортно.
— Саша хорошая девочка, просто запуталась. Ни к чему ей связываться с таким, как ты.
— С каким? — вижу, как он быстро сжимает зубы, но тут же снова расслабляется.
— Которому все равно, с кем спать. С наглым, беспринципным, живущим ради своих желаний и прихотей, и готовым для их достижения использовать других. Вот какой ты, Тимур! — последние слова я почти выкрикиваю ему в лицо. Он только сверлит меня тяжелым взглядом. А я не выдерживаю.
Толкаю его в грудь, раз, другой, а потом он хватает меня за руки, разворачивает, прижимая к столу, а руки заламывает мне за спину. Я тяжело дышу, но мне легче от того, что я все это сказала.
— А теперь слушай меня, — он склоняется ко мне, я нервно сглатываю. — Я ни тебе, ни Саше ничего не обещал. И если ты по какой-то причине решила, что проведенный вечер ставит тебя в особое положение, то я в этом не виноват.
Я раздуваю ноздри от обиды, потому что я и правда так решила. Только непонятно, с чего.
— Ненавижу, — выплевываю ему в лицо. — Ненавижу тебя! Ненавижу!
Мы замираем, глядя друг на друга и тяжело дыша. Злость, обида, — все мешается внутри, и к этому коктейлю примешивается новый, запретный ингредиент: желание. Я хочу отстраниться, но Тимур отпускает мои руки и, обхватив за шею, притягивает к себе и целует.
Этот поцелуй, как взорвавшийся вулкан: безудержный, горячий, сжигающий. Я ударяю кулаками в мужские плечи и следом цепляюсь за них, подаваясь навстречу. Открываю рот, разрешая Тимуру углубить поцелуй, и меня уносит так, что голова начинает кружиться, а тело покалывать от бегущего по нему возбуждения.
Тимур подталкивает меня, вынуждая присесть на край стола, а в следующее мгновенье своими ногами раздвигает мои, прижимает меня к себе, давя на поясницу. Я выдыхаю громко, горячо ему в губы. Судорожное, почти болезненное желание перебивает бьющиеся в сознании мысли о том, что я должна остановиться. Я должна, но не могу. Просто не могу.
Я, как струна, которая натягивалась до предела, а потом хватило одного маленького движения колка, и она лопнула.
Я позволяю рукам Тимура исследовать мое тело, позволяю губам целовать мои губы, порождая внутри такой огонь, от которого в висках начинает стучать слишком громко.
Безумие — так хотеть его, тянуться к его ласкам, желать, чтобы его руки гладили меня, сжимали мое тело, чтобы губы ласкали, оставляя метки на коже… Но я хочу его сейчас именно так — до болезненной одури, такого сильного желания я не испытывала никогда.
Когда все кончается, я встаю, пошатываясь, опускаю подол платья вниз, прикрывая тело. Постепенно, вместе с выравниваем дыхания и сердцебиения приходит осознание того, что произошло. Пока еще мысль кажется размазанной, эмоции не утихли, тело еще дрожит.
Я на ватных ногах дохожу до диванчика, сажусь на край и первым делом утыкаюсь взглядом в мои трусики на полу. Зажмуриваюсь, словно надеясь, что они исчезнут, и Тимур, и все остальное.
Но когда открываю глаза, все по-прежнему. Быстро поднимаю трусики, сжимаю их в руках, Тимур отодвигает нижний ящик стола.
— Черновики? — спрашивает меня. Киваю. Он берет несколько листов, мнет, рвет, потом выкидывает в помойку. Прячет улику — использованный презерватив. Утром придет уборщица, еще до начала рабочего дня, и все уберет. Он знает это, конечно.
Тимур уже привел себя в порядок, а я так и сижу на краю дивана, растрепанная, взбудораженная, с нижнем бельем в руках. После эйфории накатывает тупое осознание случившегося.
— Милан, давай поговорим.
Поднимаю глаза на Тимура и тут же отвожу взгляд.
— Не надо винить себя. Я хочу тебя, ты меня, ничего удивительного в том, что мы переспали, нет.
Я начинаю немного нервно смеяться. Вот так у него все просто, захотел — переспал, захотел — переступил и пошел дальше. Никаких обещаний, никакой ответственности.
— Оставь меня, — произношу на удивление твердо, когда перестаю смеяться, он хочет что-то сказать, но я повторяю: — Прошу, Тимур, оставь меня сейчас. Мне нужно побыть одной.
Он несколько секунд смотрит на меня, а потом молча уходит. Аккуратно прикрывает за собой дверь, а я судорожно выдыхаю, откидываясь на спину дивана.
Я сделала это. Я переспала с Тимуром. Я изменила мужу. И самое ужасное в том, что мне так понравилось, что я не могу даже начать себя винить. Пока что. Знаю, что потом расплата неминуемо настигнет, но сейчас…
Я выдыхаю. Сейчас я ни о чем не хочу думать.
Медленно, как по инерции, надеваю трусики, приглаживаю волосы, подтираю пальцами под глазами. Собираю листы, кипой кладу их на стол и, захлопнув крышку ноутбука, беру сумочку. Смотрю на стол, веду пальцем по едва заметным зарубам, оставшимся от моих ногтей. Снова выдыхаю, поднимая глаза к потолку.
Закрыв кабинет, оставляю ключ на посту охраны и ухожу, отмечая, что машины Тимура на парковке нет. Иду по дороге, обхватив себя руками, и понимаю: я не смогу сейчас посмотреть Саше в глаза. После того, что сказала ей, после случившегося… Она сразу поймет. Захожу кофейню, взяв латте, сажусь за столик. Сижу, глядя перед собой, не притрагиваясь к кофе.
Что мне делать-то теперь, боже мой? Что делать? Что я скажу Роме? Это же не просто измена. Тимур… Тимур — это отдельная тема. Я не могу ранить мужа так сильно. Просто не могу. А если не говорить? Оставить все, как есть. Трусливая мысль на какое-то время кажется спасительной.
У нас и так не клеилось последнее время, он ничего не заподозрит, если я… Если я что? Буду отказываться от близости с ним? Буду отстраненной? Или наоборот — стану примерной женой, и он будет думать, что я стараюсь спасти наш брак, потому что люблю его, а не потому что переспала с другим.
Я прикрываю лицо рукой. Я не люблю его. Не люблю. Вот так бывает: понимание некоторых вроде бы лежащих на поверхности вещей наступает в странные и неподходящие моменты. Например, когда ты сидишь в забитой людьми кофейне и хочешь расплакаться от чувства безысходности внутри.
Нет, нет, качаю головой. Я его люблю. Это же Рома. Мой Рома. Вспомнить только, сколько мы вместе, сколько нами пройдено, пережито… С нелюбимым столько не выдержишь. Это же очевидно…
Ты просто привыкла — шепчет внутренний голос. Привыкнуть можно ко всему, даже к плохому. Мозг такая штука, он все записывает на подкорку, он такую прочную связь устанавливает между событиями, между людьми, что она кажется непреложной истиной. Хотя, если присмотреться, связь эта полное дерьмо.