Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лучше, чем кто-либо из них, она знала, какие ставки в этой игре.
– Фрэнк, можно нам несколько минут? – спросил сенатор Фибс, прервав размышления Фрэнка.
Фрэнк вздохнул.
– Сенатор, на вашем месте я бы послушал экспертов в этом деле.
Фибс взглянул на него:
– Решение принято, Фрэнк.
Фрэнк закусил язык. Он не был глупым – он видел, что здесь что-то нечисто. Но так же ясно он видел, что не сможет ничего выудить из этого парня.
А вот Мэгги…
– Я буду снаружи, – сказал он. Когда Фрэнк закрывал дверь в кабинет, он увидел, что Грейсон наклонился к сенатору, видимо, объясняя, какие позы лучше всего смотрятся в камере.
Фрэнк фыркнул и уселся в кресло, частично скрытое от глаз гигантским папоротником в искусном медном горшке, в углу, откуда открывался обзор на лестницу.
Едва он успел сесть, как увидел Мэгги, спускавшуюся с лестницы, а следом за ней – Джейка О’Коннора.
– Нам надо это обсудить, – сказал ей Джейк.
– Я отлично справлюсь сама, – ответила Мэгги. – Мне не нужна охрана.
– Думаю, нужна, раз у тебя есть привычка уезжать без подкрепления, – выпалил он в ответ.
Мэгги закатила глаза.
– Ты просто злишься, потому что я опередила тебя прошлой ночью.
– Меня остановили, иначе я бы успел.
Мэгги фыркнула:
– Черта с два. Я большая девочка, О’Коннор. И могу позаботиться о себе сама.
– Хочешь быть одиноким волком, Златовласка?
– Я говорила тебе не называть меня так! – прикрикнула Мэгги.
Фрэнк увидел, что О’Коннор улыбнулся и его глаза засветились.
– Извини, я забыл.
Фрэнк видел улыбку в глазах Мэгги, хоть она и не проявлялась на ее лице.
– Тренируй память, – сказала она.
Она гордо прошествовала вниз и вдруг резко остановилась, заметив Фрэнка.
Фрэнк поднял одну бровь, и ее щеки стали багрово-красными.
Люди могли перебрасываться подобными репликами только по двум причинам, подумал Фрэнк: если между ними было притяжение или если они питали друг к другу отвращение.
По цвету щек Мэгги и по тому, как она заторопилась к выходу, можно было с точностью сказать, что в их случае причина была точно в притяжении.
Чайник закипел. Мэгги налила себе кипятку, положила в чашку чайный пакетик и немного меда. Взяв чашку, она прошла из кухни в гостиную.
Она провела весь день в особняке сенатора. Похититель не звонил, тянулись часы, и напряжение нарастало с каждой прошедшей минутой. В конце концов, когда стали сгущаться сумерки, Фрэнк отвел ее в сторонку.
– Я думаю, похититель нам звонить не собирается, – сказал он.
Он был прав. Но Мэгги не могла решить, что это было – демонстрация силы, возмездие или представление. Он просто заставлял их нервничать? Или он сам колебался, терял хладнокровие, осознавая, что наделал? Или все это была игра, а реальные переговоры проходили у нее за спиной между ним и сенатором?
– Деньги тут ни при чем, – сказала Мэгги, прислонясь к стене библиотеки и наблюдая, как сенатор и Макс Грейсон прорабатывают речь для завтрашней пресс-конференции. Миссис Фибс не покидала свою комнату целый день. – Все его звонки – для отвлечения от его настоящей цели. И это что-то большее, чем денежный куш.
– Идеи?
Мэгги покачала головой.
– Таких, чтобы ими можно было поделиться, – нет, – сказала она. – Я не могу здесь думать. Слишком много всего происходит. Слишком много людей.
– Ночная смена заступит через двадцать минут, – сказал Фрэнк. – Он не позвонит сегодня, малыш. Иди домой. Поспи немного. Почитай свои заметки и документы по делу. Может, заметишь что-то новое. Я позвоню, если что-то изменится. А если нет, встретимся на пресс-конференции в десять.
– Ты уверен, что сможешь держать оборону? – спросила Мэгги.
Фрэнк посмотрел на Фибса и прищурил глаза.
– Я не упущу его из виду.
Так что Мэгги отступила в тыл, вернулась домой и приступила к поискам зацепок – хоть чего-нибудь, что сказало бы ей, что скрывает сенатор и, следовательно, чего в действительности хочет похититель.
Твонк, ее потрясающе неуклюжий кот, мяукнул с дивана, когда Мэгги сделала громче звук телевизора. Она почесала его серые ушки, желтые глаза зажмурились от удовольствия, и в комнате раздалось мерное мурлыканье.
– К другим новостям: сенатор Фибс проведет пресс-конференцию завтра в два часа дня. На данный момент точная тема пресс-конференция неизвестна, но ожидается, что сенатор, важная политическая фигура и бизнесмен, будет говорить о некой личной проблеме.
Мэгги выключила звук и откинулась на спинку своего простого серого льняного дивана. Сенатор поступал хуже, чем идиот, он был настоящим дьяволом – променивать шанс на выживание собственной дочери на свое эго и политический рейтинг. Возможно, он не поверил ей, но она знала наверняка, что любая публичность только повышает напряжение в переговорах. Внимание прессы разобьет все надежды преступника выйти сухим из воды. В таких ситуациях выходом для многих преступников служило самоубийство посредством полицейских. Но не для «дяди Сэма». С его-то эго и махинациями – нет, у Мэгги было стойкое ощущение, что самоубийство не входило в его планы. По крайней мере, не погубив при этом Кайлу. Мэгги покачала головой, размышляя, что, черт возьми, такого сделал Фибс, что заставило его с такой легкостью махнуть рукой на жизнь собственной дочери.
Она вздохнула, провела рукой по волосам и оглядела свою необжитую гостиную. Она купила диван и белый стул еще до появления Твонка. Теперь она клала поверх покрывало, чтобы защитить ткань от кошачьей шерсти. Кроме этого в комнате стояли длинный прямоугольный кофейный столик из дерева и стекла и телевизор – вот и вся обстановка. Раньше на стене висело несколько семейных фотографий, но после вечеринки в честь их с Полом помолвки она переместила их в свою спальню наверху. Один из друзей Пола без задней мысли спросил, где ее сестра, и весь оставшийся вечер она провела с комком в горле, притворяясь счастливой и стараясь поменьше тереть запястья.
Прагматичная до мозга костей, Мэгги никогда не нуждалась в большом количестве вещей, так что и декор не особо ее волновал. Это всегда расстраивало Пола – возможно, он воспринимал это как очередной знак ее неспособности заявить о своей привязанности к чему-либо. Как она могла быть привязанной к Полу, если не могла определиться даже с цветовой схемой в собственном доме? Несмотря на это, дом имел свой характер. Элегантная обшивка стен, медальоны на потолке, люстры двадцатых годов, которые были настоящими пылесборниками. Но Мэгги никогда бы их не поменяла, ведь Эрика любила эти люстры, когда они были совсем маленькими девочками. В этих коридорах была история семьи Кинкейд. Она унаследовала этот дом от отца и слишком хорошо помнила, что он должен был достаться им обеим – ей и Эрике.