— Конечно! — Отказать неудобно. Хотя более занудного композитора Марго не слышала никогда.

Поль врубил звук и исчез.

Марго открыла канву и залила ее синим цветом.

Даже цвет может быть заразным. Курить! Но если спросить у Поля разрешения, то окажется все сложно. Как с тапками. Не тряси пепел сюда, не бери это… Ладно! Можно и перебиться.

Честно говоря, занудство Поля бесило ее, наверное, так же, как Поля бесила блудливость ее мысли. Кому ж охота слушать поток сознания? Ладно.

Она задумалась, что бы такое изобразить-то. Перепробовав все фильтры и инструменты, Марго убивала рисунки один за другим, испытывая сладострастие плохого ребенка.

Поль вернулся с кухни и поставил на столик тарелку с тостами и орешками.

— Ну как?

— Да так… — буркнула Марго, начала рисовать бесконечную спираль и разглагольствовать. — Я вот, думаю: как все поменял ХХ век — то, что казалось вечным стало преходящим и сиюминутным. Ну, хорошо, поставить на поток промышленные товары, мебель, машины — это понятно. Но живопись-то раньше создавали на века, а теперь… Я могу за полчаса сделать пятьдесят шедевров, распечатать и продать по пять центов. Скифские или египетские украшения под землей лежали веками, а теперь в музеях лежат. А что будет лежать от ХХI века? Пластинка с файлами… Произведением искусства ХХI века вполне могло быть сожжение произведения искусства X века до нашей эры. Шоу — вот истинное искусство ХХI века. И тот, кто не делает шоу, безнадежно отстал.

— К сожалению это так, — вздохнул Поль. — Век Геростратов.

— А может и не к сожалению… — предположила Марго. — Мы-то все равно умрем! Иногда обидно, что люди умирают, а вещи продолжают жить. Будто люди только для того и есть, чтобы превращать свою жизнь в вещи. Глупо. Я иногда ненавижу вещи! Они не имеют права жить дольше меня. Я иногда ненавижу свое тело за то, что оно не в состоянии удовлетворить всем потребностям моего духа!

— Ничего глупого не вижу, — пожал плечами Поль. — Гораздо глупее жечь красивые картины. Я, например, благодарен тем людям, которые работали для меня, чтобы сделать эти хорошие вещи. И в этом есть своего рода бессмертие. Я невольно вспоминаю этих людей, пользуясь их трудом.

— А меня бесит! Бесит! — Марго поиграла желваками. — Но сейчас будет все по-другому. Мне нравится то, что вещи стали одноразовыми. В этом есть справедливость. Люди думают, что наука — это отражение их познаний, а мне кажется, что наука — это отражение их веры. Отражение их самих. Вот посмотри! Ньютон придумал всю механику в эпоху феодализма. А что такое механика — это ясные, понятные связи противовесов и рычагов. Так же, как система феодальных княжеств. Поэтому человек в феодальном обществе должен быть жестко привязан к князю или к уделу. Иначе — никак. А капитализм создал квантовую механику. А что такое квантовая механика — это полная неопределенность. Но ведь и капитализм тоже — неопределенность. Ты тратишь свои деньги, или деньги акционеров (то есть энергию) на постройку завода, а рабочие, которые должны работать на этом заводе стекаются к нему, как электроны к положительному иону. И ядерный взрыв очень похож на капиталистический кризис перепроизводства. Поэтому капитализм невозможен без свободной бродячей рабочей силы. А религия — всего лишь служанка способа производства. Поэтому, я думаю, сейчас в недрах огромных городов рождается новая религия и новая раса. Для новых людей не имеет большого значения пол, национальность и расстояние. Для них нет границ. Мир для них — Интернет, два часа на электричке или два часа на самолете? Секуляризованные религии — для сельской местности…

Поль фыркнул и помотал головой, глядя на Марго непонятным взглядом. И она ждала, что это значит, пока наконец он не выразил свои чувства в словах:

— Марго! Тебе неплохо было бы сделать ампутацию мозга. Или хотя бы части. Ну на худой конец языка. Неужели ты и впрямь такая циничная? Ты меня удивляешь? Ведь есть же любовь! Дети! Ну ради чего еще жить человеку?

— Любовь! — застонала Марго. — Любовь — это духовная субстанция, а дети — социальная необходимость. Честно говоря, не понимаю, зачем это связано… Беда в том, что такая женщина, которая думает так же как ты, вряд ли тебе понравится. Может быть, ты ищешь не там? — она насмешливо взглянула в глаза Полю. — И вообще. Ты же понимаешь, что все это насчет мужчин и женщин — шутка. Игра такая. И все это знают, но просто так шутят. Люди вообще часто шутят. Пошутят, а потом…

Она оборвала сама себя, испугавшись, что опять начнет блудить.

— Нет! Ну как ты не понимаешь? Это суть природы.

— Человек живет вопреки природе! Попробуй докажи обратное, — Марго упрямо наклонила голову. — И вообще! Если бы ты был прав, то у тебя бы не было проблем с женщинами. Но я тебе вот что скажу! Все дело в тебе, а не в женщинах! Ты не можешь любить никого, кроме своих принципов. Вот и все!

— Нет. Я любил одну девушку, но она погибла, — неожиданно мрачно сказал Поль. — Она подорвалась на бомбе. Ее звали Фрамбуаз. Это была кличка и настоящее ее имя я узнал только когда она погибла.

— Что? — Марго повернула голову. — Я не ослышалась?

— Нет. Она была убежденной революционеркой, она была членом Фракции Красной Армии. А я еще ходил в школу. Аурелия считает, что я девственник, но я не девственник. Просто после той девушки мне все кажутся пресными воблами. Хочешь посмотреть фото?

— Хочу.

Поль полез куда-то глубоко в шкаф и, достал завернутую в тряпочку потертую рамочку, в которую был вставлен выцветший полароидный снимок. Совсем юный, еще не раздавшийся в ширину Поль обнимал взрослую девушку с сердито нахмуренными бровями.

— А вот ее последняя фотография, — брат Аурелии протянул Коше вырезку из журнала, вставленную в маленький полиэтиленовый пакет.

На вырезке был снимок взорванной витрины и рядом два трупа: парень и девушка, действительно очень похожая на возлюбленную Поля.

— Они производили теракт?

— Да. Я даже не помню в чем была суть. Но мне нравились их лозунги. Они были против серых скупых людишек. Против буржуазности. Мне тогда казалось, что взрослые слишком меркантильны. От погибших родителей нам достались неплохие акции, а бабушка довольно ловко управлялась ими. И мы не знали горя и хлопот. Я тогда учился в университете на первом курсе.

— А теперь ты ненавидишь все эти лозунги, потому что считаешь, что из-за них погибла та девушка?

Поль помолчал и спрятал фотографии обратно.

— Ты права, — сказал он. — Те девушки, которые нравятся мне — бесперспективны в смысле создания семьи. Если бы я был женщиной, я бы забеременел и родил себе ребенка один.

В дверь зазвонили.

Поль махнул рукой и направился в прихожую. Он с кем-то перекинулся парой фраз по диктофону и открыл дверь. Через минуту на лестнице послышался громкий разговор и смех.

Марго все еще было жаль Поля и его печальную «истуар д`амур».