Современный вид ягуара, если верить «молекулярным часам», появился между 280 000 и 510 000 лет назад. Если верить палеонтологическим находкам, то раньше: 600–800 тысяч лет назад.[83]Но он – потомок «европейских» ягуаров, а в Евразии такие кошки не сохранились.

Что же было такого в «обычных» больших кошках? Что помогло им вытеснить саблезубов? Судя по всему, большая универсальность. Саблезубая кошка поневоле жестко специализируется на животных одного размера: более крупных ей не взять, более мелких она не поймает, потому что ей помешают собственные клыки.

А кошки с «обычными» клыками могут брать добычу разных размеров. На одной и той же территории у них кормовая база шире. К тому же «обычные» кошки экономнее: саблезубая кошка может открывать рот очень широко, но из-за этого она и вынуждена оставлять на костях много мяса. Одни и те же угодья для саблезубой кошки всегда будут «меньше», чем для обычной.

С середины-конца виллафранка начинают стремительно увеличиваться в числе псовые. Волки разных размеров – от небольшого медведя до размеров шакала, вытесняют и крупных наземных виверровых, и гиен.[84]Виверровые – животные одиночные. Гиены – групповые, но коллективное поведение гиен примитивнее, чем волков и всех вообще псовых. Видимо, волкам помогает именно коллективное поведение. Они охотятся эффективнее гиен и тем более одиночных виверровых.

Виллафранк с самого начала был непростым, спорным геологическим веком. Решение комиссии 1948 года, в конце концов, условное решение вопроса – лишь бы никому не мешало. К 1983–1984 годам для официальной версии накопилось слишком много несоответствий и несостыковок. Выяснилось, например, что первые примитивные лошади с одним копытом (лошадь Стеннона) в разных местах появляются в разное время, причем то одновременно с быками – лептобосами, то порознь.[85]

Споры велись уже в 1950-е – 1960-е годы, но ученые долго не решались изменить границы «четвертички».[86]С точки зрения автора, не имеет никакого значения, относить ли виллафранк к третичному периоду или к четвертичному, или считать особой эпохой на границе третичного и четвертичного периодов, которая не входит и ни туда, и ни туда. В конце концов, мы ведь сами придумываем любые разделения периодов и любые границы.

Намного важнее этой работы с названиями и собственными выдумками другое: именно в виллафранке начинается смена фаун. Животные, которые сменяют гиппарионовую

Граница третичного и четвертичного периодов. Международный геологический конгресс. XXIII сессия. Доклады советских ученых. – М.: Наука, 1968. фауну, доживают до нашего времени. В этом смысле виллафранк и весь плейстоцен действительно относятся к одной геологической эпохе.

В какой-то степени история изучения виллафранка – тоже урок. Изучали эпохи, о которых почти ничего не знали. Изучали, все время выдумывая границы периодов, все время в плену схем XVIII века. В этой истории изучения прошлого Земли особенно хорошо видна классическая французская поговорка: «Мертвые хватают живых».

А нашли – громадные пространства времени, намного больше тех, которые предполагали сначала. Вместо 100, 400 тысяч, миллиона лет нашим глазам открылось по крайней мере 2 с половиной миллиона лет.

Поразительно, но были правы жившие три поколения назад сторонники термина «антропоген»: на протяжении всего этого времени существует человек. Материальная культура даже несколько старше виллафранка: она уходит за грань 4 миллионов лет назад. Конечно, это в Африке, – но по крайней мере начало человеческого общества уходит во времена гиппарионовой фауны.

Вокруг первых существ, начавших раскалывать камни, бегали гиппарионы, трубили мастодонты, рысили толстенькие хилотерии. А забираясь по ночам в скальные укрытия, они слышали вой гиен и рычание саблезубов разного размера.

Но в том-то и дело, что история виллафранкского человека протекала вовсе не только в Африке. Судя по всему, человек – тоже руководящая окаменелость виллафранка!

Но расскажу об этом я уже во второй части книги. Цель первой было – рассказать, как изучали предков человека и почему о них написаны такие разные, порой прямо противоположные вещи, почему в книгах разного времени выпуска можно найти такие разные датировки одних и тех же находок.

Эта цель полностью достигнута.

Пора поговорить о том, как изменились за последние 20–30 лет самые фундаментальные представления об эволюции, какие интересные открытия уже сделаны и какие еще можно ожидать.

Как только мы перестанем смотреть на мир свысока, с величавою гордостью верблюда, перестанем смотреть на всех «иных» людей, начиная с хабилиса, как на примитивных недоумков, густая пелена предрассудков частично спадет с наших глаз, и мы увидим мир более чистым, интересным и прекрасным, чем видели его раньше.

Н. Н. Каландадзе

Человек не существует в ископаемом состоянии.

Жорж Кювье

Что эволюция глубоко не случайна, не отрицает и не отрицал почти никто. Известно даже, в каком направлении развиваются живые существа. Некоторые ученые упорно не хотят об этом говорить и даже думать: до такой степени неприятно им существование какого-то вектора у эволюции.

Мы по-разному к этому относимся и можем не понимать, или плохо понимать, почему так, – но независимо от своего понимания и независимо от своих эмоций мы ясно видим, что эволюция имеет вектор. Этот вектор – появление все более сложных существ, все более независимых от природной среды, со все более многовариантным поведением, все совершеннее работающих с информацией. Иллюстрация этого вектора – вся известная нам палеонтологическая летопись.

Важнейшая сторона эволюции – цефализация, от греческого kephale (цефалис) – голова. «Оголовление» живых организмов. В биологии этим термином чаще всего называют усиленное развитие головного отдела тела у животных. Ведь передний конец тела несет на себе ротовое отверстие и первым встречается с новыми объектами среды. Поэтому на переднем конце тела концентрируются органы чувств и отделы нервной системы, регулирующие функционирование всех этих органов, составляющие головной мозг.