А потом вдруг вспомнил, что так и не спросил начитанного друга, почему чернила в этом времени такого странного коричневого цвета.

– Потому что их делают из галлов! – охотно поделился эрудицией философ.

Теперь настала очередь искателя приключений свалиться от неожиданности (хорошо, что падать было невысоко!). Чуть не заикаясь от ужаса, он переспросил:

– Из галлов?! Из тех, что жили в Европе до римлян?! (Все-таки не напрасно он столько часов провел в библиотеке цесаревича Александра!) Люди раскапывают их могилы?!

Прежде чем ответить, Савельич вдоволь насладился ошеломленным видом приятеля.

– Не из тех галлов, а из наростов на дубовых листьях, которые тоже так называются! Кстати, эти чернила на свету становятся только ярче!

Посерьезнев, философ поинтересовался, как Брысь собирается выполнять свой безумный план.

– Для этого нам и нужен Лорд! Точнее, его устрашающая внешность и собачий нюх! Захватим какую-нибудь вещицу Арамиса, которую он недавно надевал.

Друзьям повезло – на бюро лежали перчатки мушкетера, и путешественники утащили одну…

Лорд подивился предмету, который принес в зубах серо-белый вожак кошачьей стаи. (Зря говорят, что эти зверьки «гуляют сами по себе», и среди них имеются полководцы! Например, питомцами хозяина командует Маркиза, и он неоднократно видел, как сурово наказывает она за неповиновение. Ее лапки только на первый взгляд мягкие и бархатистые, а как ощетинит их когтями да размахнется посильнее, так и летят ослушники кубарем и разбегаются, поджав хвосты!)

– Месье Лорд! Не могли бы вы запомнить запах человека, носившего это? – как всегда безупречно вежливо обратился Брысь к французу.

Кардинальский дог сунул большой влажный нос в широкий раструб перчатки из черной кожи тонкой выделки. Пахло изысканным парфюмом (вероятно, владелец был модником!), лошадьми, оружейной смазкой и много чем другим, что различал только потрясающий собачий нюх.

– Запомнил! – сказал Лорд, в последний раз шумно фыркнув. (Он решил больше ничему не удивляться – уж коли взялся помогать, следовало довести дело до конца, когда бы он ни наступил!)

– У кого будем угонять карету? – деловито поинтересовался Рыжий, обрадованный, что Брысь выбрал такой комфортный способ передвижения.

– Думаю, вполне подойдет скромный наемный экипаж в одну лошадь. С одной легче договориться! – логично рассудил искатель приключений.

– Хорошо, где мы возьмем такой экипаж? – перефразировал вопрос бывший эрмик. (А он-то уж размечтался о золоченой колеснице с шестеркой ретивых коней!)

– Напротив гостиницы «Святого Фиакра» есть каретный сарай, – внес лепту в разработку плана кардинальский дог.

– Вы знаете дорогу? – на всякий случай уточнил Брысь.

– Конечно! За мной, месье!

Лорд почувствовал необыкновенный прилив сил от осознания своей значимости и кинулся вперед. Правда, довольно скоро ему пришлось перейти на спокойную трусцу, чтобы иностранные гости не сильно отставали…

* * *

Ришелье не поехал на заседание Совета из-за внезапно ухудшегося самочувствия. Хотя причина недомогания крылась не столько в приступе ревматизма, которым страдал с детства, сколько в дурном расположении духа – его высокопреосвященство беспокоил приказ, отданный им графу Рошфору по поводу Миледи. Впрочем, ее судьба на этот раз находилась в ее собственных руках: останется верной ему – будет жить…

Почти пятнадцать лет тому назад, когда Арман Жан дю Плесси де Ришелье еще занимал пост епископа Люсона, ему пришлось исповедовать одну знатную даму, лежащую на смертном одре. Среди вороха прегрешений, совершенных ею на этой земле, было одно особенно тяжкое – незаконнорожденное дитя, отданное сразу после рождения сначала деревенской кормилице, а потом подкинутое в монастырь бенедиктинок в Тамплемаре, подальше на север страны, с глаз долой… Теперь дама раскаивалась в содеянном и просила позаботиться о дочери, нареченной при крещении Матильдой…

Исполняя христианский долг и слово, данное умирающей, Ришелье навел справки о девочке. Настоятельница монастыря описала ее как чрезмерно умную (она употребила именно этот эпитет, видимо, считая ум в женской голове грехом), чересчур подвижную, слишком красивую, склонную к авантюрам и вообще не предназначенную для благочестивой монашеской стези…

Заинтересованный характеристикой, необычной для десятилетнего ребенка, с пеленок воспитываемого в рамках строгих монастырских правил, молодой епископ приставил к девочке учителя – священника из Лилля, рекомендованного ему как человека весьма образованного – выпускника Сорбонны, как и сам Ришелье.

Читая отчеты, регулярно присылаемые ему наставником Матильды, в которых тот выражал восхищение успехами ученицы, Арман Жан, чья карьера стремительно шла вверх (люсонский епископ уже занял пост министра иностранных дел и государственного секретаря при Марии Медичи – матери Людовика XIII, управляющей страной ввиду малолетства короля) задумался о дальнейшей судьбе подопечной, все больше склоняясь к мысли использовать ее неординарные способности на благо Франции, то есть в качестве своей шпионки…

Скрипнула дверь, и показалась Маркиза. Потеревшись усатыми щеками о створки и восстановив свой запах после посещения кабинета посторонними, она прошествовала на привычное место перед камином. За ней потянулись котята, весело нападая то друг на друга, то на бахрому ковра. Белый, которого Ришелье все еще прижимал к себе, увидев маму, тут же запросился вниз, и Его Высокопреосвященство бережно опустил малыша на пол…

Далеко идущим намерениям чуть было не помешала сама Матильда, внезапно исчезнув из монастыря, да еще вместе с учителем! Пока шли поиски, девушка умудрилась попасть в руки лилльского палача, бежать из тюрьмы и даже влюбиться! С одной стороны, столь безрассудные поступки подтверждали, что Ришелье не ошибся в оценке наклонностей «подопечной», с другой, – ставили под удар его долго вынашиваемые планы относительно создания собственной шпионской сети, несомненным украшением которой должна была стать обворожительная и прекрасно образованная «воспитанница бенедиктинок».

Пришлось проявить жесткость и вмешаться в судьбу прелестной авантюристки, удлинив список совершенных ею «преступлений» и заручившись письменными показаниями лилльского палача, оказавшегося к тому же старшим братом священника – наставника Матильды (воистину, неисповедимы пути…). Как и предполагал Ришелье, этого вполне хватило для щепетильного в вопросах чести молодого графа, чтобы развестись с юной супругой и не проявлять интерес к ее дальнейшей участи…

Конечно же беглую «преступницу» не вернули ни в тюрьму, ни обратно в монастырь – Арман Жан решил, что пришла пора проверить ее в деле… Она справилась блестяще, как, впрочем, и со всеми последующими секретными «миссиями», а их было за прошедшие восемь лет немало…