уточками. Я думала это лишь украшение, но оказывается, этот советский архаизм ещё работает. Мужчина, пододвигает ко мне коробочку с шариками и подмигивает. Я без слов понимаю его намёк. Без особого труда сбиваю и эти мишени. Удовлетворённо кладу винтовку на стол. Ликую, но стараюсь не показывать вида. Потому что Стас просто в ступоре. Он переводит взгляд от одной сбитой мишени к другой. Рот приоткрыт, глаза слегка выпучены, а брови подняты. Я бы сказала, он немного удивлён.

— Сдаюсь, — произносит парень и поднимает ладони вверх.

— Вы заслужили приз. Выбирайте, — говорит улыбающийся хозяин тира и хлопает несколько раз в ладоши.

Я оглядываю стенд с мягкими игрушками. Мой взгляд цепляется за самую большую. Пушистый нежно-розовый фламинго, с нелепым клочком пуха на голове и глупым выражением глаз.

— Можно эту? — указываю на понравившуюся игрушку и закусываю губу, чтобы удержать рвущуюся наружу улыбку.

Забираю из рук мужчины выбранный приз и разворачиваюсь к Стасу. Медленно подхожу к нему, а потом быстро накидываю ему на шею игрушку и завязываю её длинные тонкие лапы.

— Что…Что ты делаешь? — Стас недоумённо разглядывает свисающие с его шеи лапки фламинго и вдруг смеётся.

— Это тебе. Утешительный приз, — нежно говорю я, чтобы не задеть его мужское эго.

Улыбка всё ещё играет на губах Стаса, а карие глаза сверкают неподдельной радостью, а может даже и восхищением. Мне становится так тепло под его мягким и лучезарным взглядом, что хочется остановить этот момент. Он жестом пропускает меня вперёд, и мы продолжаем свой путь к выходу из парка.

— Где ты научилась так стрелять? — спрашивает парень, теребя при этом лапки фламинго, которого так и не снял с себя.

— Отец научил. — Встречаю вопросительный взгляд Стаса и добавляю: — Он полицейский. Сейчас уже бывший, но моё взросление пришлось на то время, когда он ещё служил в полиции. Его почти не бывало дома, и потому каждую минутку свободного времени он проводил со мной. И это, — я киваю назад, в сторону тира, — одно из наших любимых развлечений.

— А чем сейчас занимается твой отец? Кстати, почему он не живёт с вами? — Стас с интересом смотрит на меня.

Мне нравится, что он интересуется и задаёт вопросы. Так мы становимся ближе. Возможно, и он сможет быть откровеннее со мной.

— Он довольно известный в нашем городе адвокат. Олег Красовский. Гроза преступного мира и яростный защитник слабых. Робин Гуд юриспруденции. Знаешь, я очень горжусь им. Всегда гордилась и всегда буду. — И в этот момент я понимаю, что действительно очень сильно люблю своего отца и горжусь им. Конечно, я всегда это знала, но сказав сейчас эти слова другому человеку, я словно осознала всю глубину своих чувств.

— Но и в нашей жизни не бывает всё гладко. Мои родители недавно развелись, поэтому мы и переехали с мамой в отдельную квартиру. — Я смотрю вдаль, уносясь воспоминаниями в наше общее, совсем ещё недалёкое, прошлое.

— Разве у кого-то бывает всё гладко?!

Поворачиваю голову на голос Стаса и замечаю, как он тоже смотрит вдаль, задумавшись о чём-то, а может быть, погрузившись в свои собственные воспоминания.

Мне так хочется спросить его о семье, о родителях, о детстве. Чем дольше наше общение, тем он интереснее. Тем больше хочется узнать его ближе, хочется его прочувствовать и понять. Я так хочу, чтобы он доверился мне. Рассказал всё, что его мучает, душит, причиняет боль. Всё, что его радует, бодрит, заставляет жить. Хочу всё знать. Хочу быть рядом. Хочу все его мысли, чувства, его всего, без остатка. Без тайн. Без секретов. Но, я пообещала не давить и ничего не требовать, позволяя ему самому решиться на тот шаг, после которого уже не будет пути назад.

— Интересное получилось… — он осекается, — …прогулка.

— Да? И чем же?

— Узнал о тебе ещё несколько подробностей. Итак, у тебя стальные нервы и лёгкая рука. Ты умеешь свистеть, разбираешься в машинах, метко стреляешь и боишься высоты, — перечисляет Стас, пока мы возвращаемся к автопарковке, на которой оставили машину.

— А ты думал, что я маленькая зажатая скромница? — усмехаюсь я.

Стас останавливается, разворачивает меня к себе и обхватывает за талию. От его близости меня сразу окатывает волной мурашек, и я забываю дышать.

— Осталось выяснить умеешь ли ты всё-таки целоваться? — сипит он, придвигаясь ко мне ещё ближе. Так близко, что чернота его глаз вот-вот затянет меня в свой омут навсегда.

Румянец смущения предательски заливает мои щёки, выдавая меня с потрохами. Я сглатываю. Стас отодвигается.

— Скромница, — подтверждает он, расплываясь в улыбке.

— Так, ладно, — я отталкиваюсь от его крепкого и твёрдого торса, стараясь разбудить почивший в плену страсти разум. — Итак, что знаю о тебе я. Стас по прозвищу Ярый. Ты бьешься на ринге, как зверь. Не подпускаешь к себе слишком близко людей. И,…пожалуй всё! Может, расскажешь, хотя бы, где ты провёл все эти дни?

Мы уже стоим возле машины друг напротив друга. Я изучаю скупые эмоции на его лице. Замечаю, как от напряжения сжимается его челюсть. Он быстро облизывает свои губы, взглянув на меня из-под опущенных ресниц.

— Хочешь повести? — Стас ловко меняет тему и протягивает мне ключи от спорткара.

Ну, вот опять. Я смотрю на него с сожалением. Этому человеку так трудно поговорить с кем-то начистоту. Он всё держит в себе. Это должно быть очень нелегко. Быть всегда одному, иметь тайны, которыми ни с кем нельзя поделиться. Я злюсь на него, потому что считаю, что его игра в «одинокого рейнджера» затянулась. Но в то же время понимаю, что не имею права ничего требовать от него. И я уверена что рано или поздно он устанет прятаться, скрывать свои истинные чувства и мысли.

— С удовольствием, — стараюсь придать голосу непринужденность, лёгкость.

Сажусь за руль, со знанием дела подстраиваю под себя сиденье и зеркала. Не без восхищения оглядываю приборную панель и глажу мягкую кожу рулевого колеса. Стас следит за моими движениями. Удовлетворённо хмыкнув, снимает с себя подаренную мной игрушку и бросает её на заднее сиденье.

Я хорошо вожу. Отец научил меня, когда мне только исполнилось пятнадцать. Целых