Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все повторяется. Его ласки, мои стоны и быстрые касания к его телу. Мне нравится ощущать под ладонями упругий пресс, его горячую, словно раскаленный песок, кожу. Мне нравится он весь. Все это время мне отчаянно не хватало чувствовать себя желанной. И возбуждения тоже не хватало.
Помню, как акушерка во время родов странно на меня посмотрела и спросила:
— С мужиком не спала, что ли?
Мне тогда жутко неловко стало. Я ощутила себя какой-то неправильной, но во время беременности даже мыслей не возникло, чтобы с кем-то переспать. Я слишком сильно тонула в своем горе, чтобы допустить даже мысль с кем-то переспать. Хотя та же Оля предлагала. Говорила, клин клином вышибают. Но мне почему-то кажется, что у нее так и не получилось забыть отца Тимофея.
— Иди сюда.
Богдан ложится на спину и увлекает меня за собой. Хочет, чтобы я была главной. Упираюсь ладонями ему в грудь и прогибаюсь в пояснице. Задыхаюсь от нахлынувших чувств: легкой боли и следом — приятного тепла.
Быть главной Богдан мне позволяет недолго. Совсем скоро я оказываюсь на спине, а он — сверху. Когда наши взгляды встречаются, мне кажется, я краснею. По крайней мере, щеки сильно горят, а внизу живота становится невыносимо тяжело. Богдан перестает сдерживаться, я поддаюсь его напору. В воздухе витают громкие вздохи и непристойные звуки. На пике моего удовольствия Богдан даже позволяет себе выругаться и добавить:
— Ты красивая просто очень.
Через мгновение в комнате слышен скрежет его зубов, а затем и легкий стон. Он изменился даже в этом. Раньше он позволял себе куда больше слов и был сильно громче. Не сдерживал себя в желаниях. Сейчас же все иначе. Ему будто неудобно за свое удовольствие, при этом ему понравилось мое.
Через пару минут мы лежим в обнимку друг с другом. Наши ноги переплетены, моя ладонь лежит на его прессе, а голова — на плече. Я прислушиваюсь к звукам извне, но все тихо. Дети спят. Не знаю, как Рома, но когда просыпается Артур, это невозможно не услышать.
Я едва ощутимо вожу ладонью по его телу. Исследую и запоминаю каждый сантиметр.
Мы оба молчим. Я не хочу разговаривать и не хочу думать, почему ничего не говорит он. Нам хорошо сейчас. К чему усложнять все словами. Я, к тому же, не уверена, что смогу так легко обсудить произошедшее. Мне куда легче действовать, чем говорить.
Моя рука натыкается на что-то шероховатое чуть ниже пупка. Я исследую его дальше, понимаю, что это шрам. Не от удаления аппендицита, потому что шрам с левой стороны. Богдан замирает, напрягается всем телом. Я же не могу просто взять и выбросить этот шрам из головы.
— Откуда он?
— После операции остался.
— Какой?
— Ничего ужасного и того, о чем стоило бы говорить.
— Богдан…
— Это просто шрам, Лера, — он перехватывает мою руку и кладет ее чуть выше.
Не хочет говорить, а мне очень хочется знать.
Лера
Две недели пролетают незаметно. Через несколько дней нам предстоит вернуться. В какой-то момент думаю, что совсем этого не хочу. Мне нравится здесь. В тишине, в покое, среди родной речи и с людьми, которым я нужна. Настя едва ли не ежедневно приезжает, Богдан после той ночи каждый день ночует с нами и непременно в моей кровати. Вначале, конечно, я сбегаю к нему в постель, а затем мы перемещаемся ко мне.
Он даже с детьми стал помогать. По ночам, когда Артур просыпается и требует грудь, он сам встает и приносит его мне, а затем ждет, когда я докормлю сына и возвращает его в кроватку. Я высыпаюсь, а утром чувствую вину, но стоит мне взглянуть на отдохнувшее лицо Богдана, как она улетучивается.
— Как тебе удается так выглядеть? — протянула в одно утро.
— Я просто раньше спал по четыре часа, а здесь почти семь. Иду на повышение.
К хорошему быстро привыкаешь, верно? Я, кажется, привыкла слишком сильно. Не хочу никуда уезжать, но билеты уже куплены.
Да и Оля меня ждет. Звонила уже раз пять, спрашивала, не передумала ли я возвращаться. Ей, вроде как, скучно одной.
Я говорила, что не передумала, а у самой кошки на душе скребут. Не хочу никуда, нам так хорошо с Богданом, страшно это разрушить, очень страшно. Вдруг, когда я вернусь, он снова с этой своей Элей сойдется. Оценит ее достоинства и… всё.
Глупые мысли, но особенно сильно заботит то, что внутренне я уже приняла решение вернуться. Сейчас все мысли крутятся вокруг того, что я полечу только чтобы вещи собрать и попрощаться с Олей. Я действительно собираюсь вернуться сюда навсегда? Даже не верится.
Вечером Богдан возвращается пораньше, привозит шикарный букет лилий. Ими итак завален весь дом, а он все продолжает опустошать цветочные магазины.
— Привет, — целует меня в щеку. — Как вы тут?
— В порядке. Няня вот только ушла.
В последнее время мы сильно уменьшили охрану и отпустили Олега. На последнем настояла я. Его присутствие меня нервировало. Мне казалось, он спит и видит, как отправить меня туда, откуда я приехала. И освободить место своей сестре. Это, скорее всего, моя выдумка, но я никак не могла избавиться от этих мыслей.
— Я хотел поговорить.
Богдан уводит меня на кухню, спрашивает, хочу ли я чай, но я отказываюсь. Он наливает себе эспрессо, осушает его несколькими глотками.
— Я хотел предложить тебе работу здесь. Знаю, что ты не собираешься оставаться.
— С чего ты это взял? — перебиваю его на полуслове.
— Видел билет у тебя в комнате. На послезавтра.
— Я купила его сразу же по прилету. Не оставила себе путей для отступления, но сейчас я не хочу уезжать.
— Черт, а я пару дней пытаюсь уговорить себя дать тебе свободу и спокойно уехать.
Я улыбаюсь. Богдан меня удивляет, но пожалуй, в лучшую сторону. В нем куда больше уверенности, чем год назад. Сейчас, когда он мне уступает, он себя ломает, а тогда делал это потому что сильно любил. Боялся потерять, остаться без меня и не делал ничего, что хоть как-то бы повлияло на наши отношения. Он просто… плыл по течению и не боролся за нас. Этот Богдан нравится мне куда больше. Возможно потому что рядом с ним у меня больше не возникает желания сунуться на рожон. Сейчас я спокойна, защищена, я знаю, что он в силах сделать куда больше меня.
— Игоря сегодня задержали, — сообщает он после паузы. — Нам удалось перетянуть канат доверия.
— Ох…
Неожиданная информация заставляет меня открыть от удивления рот. Игорь в тюрьме. Он больше не сможет мне навредить, не подойдет в кафе, чтобы поговорить или подсыпать угроз.
— Я в общем-то… о чем говорить хотел. Дома тебе явно скучно, — он улыбается, видимо, вспоминая мое нытье несколько дней назад.