Рик заводит меня в какую-то жутко захламлённую комнатку. Куча всяких вещей, сломанные стулья. Склад, что ли. И первое, за что цепляется взгляд – пушистые варежки. Точно такие, как были на Варе в тот день, когда я увидел её впервые.

– Что это у тебя здесь? – спрашиваю, хотя уже догадываюсь, в чём дело.

– Да вот. Прям хоть бюро находок открывай. Чего тут только нет. И зонты, и ключи, и трусы. Напьются и бросают. А ещё вон мебель крушат. А я как-то жадный, что ли. Не могу выкинуть. А вдруг пригодится? Или хозяева найдутся? Нередко ж возвращаются. Благодарят потом.

– Рик, – не свожу я взгляда с пушистых варежек. – Можно я их заберу?

– Да забирай, – дёргает плечом. – Давно валяется. Никто так и не спрашивал. Значит не нужно. Слушай! – бьёт он себя по лбу. – Это ж её да?

Догадливый какой.

– Её, – забираю я свой трофей и прижимаю к груди. Мои. Не отдам никому. Ни варежек, ни Варежку. И пусть хоть миллион Сень вокруг неё вьётся. Я сумею убедить, что я – лучше. Что я – именно то, что её нужно. Потому что Драконы не сдаются никогда!

Варя

Если кто-то думает, что Лев Моисеевич собирался меня хвалить за победы в олимпиадах или по головке гладить, то ошибается. Это он перед мадам Драконовой за меня боролся как лев. А на «ковре» пропесочил как живодёр: содрал всю кожу, ни клочка не оставил. Только копыта да хвост стеснительно пытались прикрыть эмоциональную наготу.

– Учтите, Никитина, если Драконовой стукнет в голову пойти выше жаловаться, вылетите отсюда как пробка из шампанского. А то и быстрее. Такие на полпути не останавливаются.

Не пойдёт она. Но доказательств у меня нет. Только её лицо расстроенное и не такое уж стервозное, как обычно. У неё просто что-то в семье творится. И пусть меня предадут остракизму, но я жалею её. Наверное, злиться должна или негодовать.

В общем, на фоне несчастной Саши Николаевны и Серёжи Александровича, нотации Льва Моисеевича – тьфу. Нужно только выслушать их с подобающим виноватым выражением лица. И я пытаюсь принять соответствующую позу и скорчить подобающую мину. Но тут у меня начинает трезвонить телефон.

Только чёрт Илья Драконов может звонить в такой момент. Телефон у меня на беззвучке. Судорожно пытаюсь его отключить – и ничего не получается. Приходится раз за разом нажимать на «отбой». Короче, за телефон я тоже получила. Не день, а эйфория.

А потом позвонил Арсений. И у меня не хватило духу отказаться с ним встретиться. Я ведь обещала. А сегодня пятница. В общем, неожиданно замаячили «Алые паруса». Не знаю, почему я согласилась снова туда пойти. Может, что-то вроде ностальгии мучило. Как незавершённое дело.

– Если тебе здесь не нравится, ты только скажи. Сходим в более спокойное место.

Хороший он, Сеня. Внимательный. Чуткий, наверное. Вглядывается в меня пристально. Видит, видимо, и мою усталость, и подспудное желание спрятаться куда-нибудь подальше. В раковину. Но это путь слабаков. Мне нужна встряска. Выбить из себя всё лишнее.

Он пытается меня развлекать. И я даже улыбаюсь. До тех пор, пока случайно не натыкаюсь взглядом на эту парочку. Их трудно не заметить даже в переполненном зале. Два высоких дуба. И оба – такие же тупые, как пробки. Ну, это я со зла. Но видеть Илью и Сергея именно здесь – невыносимо. Они меня преследуют?

А потом они подходят к столику, где сидит красивая Илюшина невеста. И у меня в груди что-то обрывается со звоном. Так лопается туго перетянутая струна. Так ломаются механизмы. Происходят катастрофы. Исчезают с лица земли цивилизации. Чёрт знает, почему мне больно. Никто из них ничем мне не обязан. Но чувство, будто меня предали.

– Пойдём отсюда, – прошу. И Арсений, не задавая глупых вопросов, уводит меня из клуба. Прощайте, алые паруса! Ассоль так и не нашла своего Грея.

Он увозит меня в ночь, хороший парень Сеня Пилон.

– Я хочу домой. Ты прости. Испортила тебе вечер.

– Перестань, – досадливо морщится он и обеими руками бьёт по рулю, словно сердится на себя, что сделал что-то не так. – Я глупец. Это ты должна меня простить. Уж кто накосячил, так это я.

Я не хочу спорить. Перетягивание каната сейчас ни к чему. Он целует меня у подъезда. Наверное, хорошо целуется, но я ничего не чувствую. Пустая как кошелёк в ожидании зарплаты. Но именно этим рублём мою пропасть не насытить, не согреть.

Он отстраняется. Смотрит мне в глаза пытливо.

– Я позвоню? – спрашивает, и я киваю: у меня не хватает духу сказать правду.

Почему так устроен мир? Вот он – наверное, хороший парень Арсений. И лицом хорош, и телом. И характером, кажется, не подкачал. Но не чувствую я к нему ничего. Вообще. И поцелуй его – как звук в пустоту.

А от бабника Ильи у меня крышу рвёт. По крайней мере, физически. Тянет, как на канате. И при воспоминании о его поцелуях сладко ёкает внутри.

Хорошо, что завтра суббота. Хоть высплюсь. Буду целый день валяться, смотреть мелодрамы, плакать, есть что-нибудь ударно вредное и успокаиваться.

Шикарные планы, которым не суждено было сбыться. Разбудил меня телефонный звонок.

– Никитина! Ты ничего подруге рассказать не хочешь? – орёт как потерпевшая Нинка, и я стону в голос, пытаясь понять, где я и по какому случаю пожар. Восемь утра. В субботу.

– Хочу. Например, совесть у тебя есть? Некоторые, между прочим, работают целую неделю и в выходной день хотят поспать подольше. Но тебя разве подобные вещи волнуют?

– Какой спать, Варь? Мир улыбается, машет и ждёт, когда ты примешь его в свои объятия! – откуда в ней столько энтузиазма, мне не понять никогда. Я слышу, как на заднем фоне орут её прекрасные дети и бубнит что-то Лёнчик-Помпончик. – Приходи сегодня в гости! На пироги зову! Будут с мясом, творогом, капустой и яблочным повидлом.

– Мне прям щас трусы через голову и бежать? – язвлю, не сдержавшись.

– Нет, конечно! – я Нинку обожаю, честно. – Именно поэтому и звоню пораньше, чтобы не припёрлась ты к нам с заспанной рожей и в свитере шиворот-навыворот. Короче, подъём! Ждём тебя в три!

Подруга отключается, а я сижу, всклокоченная, в одеяле. До трёх ещё уйма времени. В такую рань звонить вообще плохой тон. Но надо знать Нинку. Ей что-то надо от меня. Именно поэтому она решила застолбить время заранее. У меня есть отличный повод отказаться: как раз в три у меня занятия с Ванькой Драконовым. Ну, то есть должны были быть. Но репетиторства больше не будет, а Нинка пока об этом не в курсе. Поэтому шанс увильнуть – замечательный.

Хочется пирогов. Не хочется попасть под перекрёстный допрос от Миргородской. И у меня есть время подумать, прикинуть, что на внутренних весах перевесит: желание пожрать или забаррикадироваться здесь от мира, который почему-то мне улыбается по версии моей неунывающей подруги.

Поспала, называется. Встаю, бреду в душ. Привычно навожу порядок: включаю музыку и лезу пылесосом в каждый угол.