занять, то наверняка станет лучше. На том и порешили.

Довольный беседой с Оксаной Максим вышел из кафе и на перекрёстке с Вознесенской вплотную столкнулся с Анатолием Васильевичем – тем историком, с которым он лежал в одной палате госпиталя, и очень этой встрече обрадовался.

Анатолий Васильевич широко и искренне улыбнулся и пожал ладонь Максима двумя руками. Макс был очень рад встретить этого человека именно здесь и сейчас.

– Как ваша книга?

– Знаете, тут так в двух словах и не ответить. Я ведь с проблемой столкнулся, потому что если писать подробно о каждом событии, то получится трёхтомник.

– А вятская история богата событиями? Я думал, что после того, как нас присоединили к Москве, то все новости в крае – это удои с поголовья и центнеры с гектара. Разве другой-третий раз кого в ссылку пришлют: тот ссыльный от скуки библиотеку откроет и, отмотав срок, умотает восвояси. И потом в Лондоне или Питере если про наш край вспомнит, так разве пяткой перекрестится.

– Правда в ваших словах, безусловно, есть, но не всё так уж однозначно… Вот про Спасскую башню Кремля слыхали?

– Это с которой нам куранты бьют?

– Да, о ней разговор. Вы в курсе, что она сначала была Фроловской, а Спасской стала после того, как царь Алексей Михайлович икону Спаса Нерукотворного из Хлынова забрал?

– Ничего себе… То есть мы дали имя одному из главных символов России?

– Не мы дали, а у нас взяли… Так вот если по-хорошему об этом рассказать, то целая глава выйдет. А как мастер Шамшуренков Царь-колокол о двенадцати тысячах пудов на колокольню поднимал, а потом самобеглую коляску придумал?

– Это же пятнадцатый век, да? Какие ещё коляски самобеглые?

– Век всё же восемнадцатый, а что там была за коляска такая, один бог знает. Но не в этом дело, а дело в том, что эта история тянет уже не на главу, а на повесть.

Или как гетман Дорошенко вятский кремль укреплял – отличная история! И с нынешними коллизиями перекликается… Тоже – глава! А слыхали, как инженер Пятов придумал корабли бронировать и с тех пор флот бронированным стал? Правда, не российский, а английский.

– Так это ж какой-то уже Левша получается.

– Вот то-то, что Левша, но не выдуманный, а наш – вятский и настоящий. Тоже, если покопаться, опять целая повесть. Или про кавалерист-девицу Надежду Дурову – прогрессивная общественность ошалеет! Оно, конечно, она жила в Елабуге, которая тогда была Вятской губернией, а теперь это Татарстан, но Пушкин её в «Современнике» печатал именно как вятскую писательницу. Её творчество, кстати, высоко ставил Белинский. Представляете, Гоголя за «Выбранные места» ругал, а нашу вятскую Надежду одобрял. Нормально? И, к Гоголю возвращаясь, Хлестаков из «Ревизора» это вылитый Иван Раевич – уже со всех сторон вятский писатель, о котором не главу, а целые «12 стульев» писать можно.

Максим стушевался и даже как-то по напором осел:

– Блин, я очень… – он хотел подобрать слово, но оно всё не подворачивалось. – Тут есть, где разгуляться!

– Да не то слово! Какой век не возьми – всё тема, куда ни копни —клад! Поприще!

– А из каких-то событий посовременней что-то было?

– Ну, вот мы с вами как раз тут стоим… Тут через квартал было городское кладбище и в тридцатые годы это кладбище снесли. Так мрамор с вятских могил приспособили к делу при строительстве московского метро.

– Вот это да…

– Я и говорю – материала на многотомник и на многолетний труд, если по-хорошему взяться.

– Знаете, свет обязан эту книгу увидеть. Пусть там даже просто хронологией будет описано что и когда было. Просто я всю жизнь только и слышал, что наш город и край – это такое козлиное место, где всегда здесь жили разные гопники, а приличного человека сюда затащить получалось только в кандалах. «Вот то ли дело Москва или Питер! Вот там – жизнь! А тут – душегубка!». Так говорили мои друзья и уезжали в столицы пытать счастья. И многие устроились, но… Мне кажется, если бы они здесь остались, то было бы лучше. Столицы в их талантах необходимости не испытывают, а здесь их не хватает и на их местах лакуны, которые нечем заполнить.

– Думаете, если бы они знали о значимости своей малой родины, они бы остались?

– Убеждён.

– Хм… – Анатолий Васильевич задумался о чём-то своём, потом как будто начал с середины фразы. – …тут ведь как: напишешь много, так читать не станут, а напишешь коротко, то скажут, что без подробностей не интересно… Ладно, подумаю ещё на досуге. И ещё… У вас ведь Брусин фамилия?

Максим кивнул:

– Да.

– Отец вятский?

– Ну как… Отец и дед у меня с Лесного, а вот прадед когда-то в Вятке приказчиком был.

– Теперь понятно, почему отец и дед с Лесного.

– Да-да… Так вот прадед у меня Брусиным был, эту фамилию носил. Отец говорил, что мы из дворян разорившихся, но это ведь каждый теперь свой род от графов выводит.

– Не без этого… Просто у Салтыкова-Щедрина рассказ есть о человеке с такой фамилией.

– Ничего себе! Не знал.

– Обязательно почитайте, он небольшой совсем. А мать вятская?

– Нет, мать из Нижнего. Максимова её фамилия, – при этих словах историк цокнул языком. – Она ещё горевала, что последняя в роду и больше нижегородских Максимовых нету.

– Я, конечно, могу ошибаться… Нет, я информацию проверю и потом дам знать. Ваше происхождение обещает оказаться весьма занимательным – от Щедрина и Гоголя!

– Заинтриговали! Будет очень интересно узнать.

– Пока тогда! Побегу по делам, а потом проверю догадку! Всего доброго! И помните, что история намного шире любых её интерпретаций! Избегайте однобоких трактовок!

– До свидания! Был очень рад встрече!

Переходя дорогу, Максим заметил, что поток машин его больше не тревожит. Больничный морок прошёл и мир снова стал объёмным.

04.06.202…

– А я тебе говорю, давай, больше их слушай! Придумал тоже: «технари», «гуманитарии»… Это всё, знаешь, отговорки для косоруких и невежд, которые из своего болота уютного вылазить не хотят, – дядя Федя отложил в сторону грабли и сел на лавочку у подъезда. Правой рукой он упёрся в колено и пристально посмотрел прямо в глаза Вове:

– Вот тот же Гагарин – инженерную академию закончил, лётчиком-испытателем стал, да? Первый космонавт и символ технического прогресса, верно? Вот уж где технарь-то должен быть! – дядя Федя потряс кулаком в пупырчатой оранжевой перчатке и тут же искоса, с прищуром посмотрел на Вову:

–Так вот ты знаешь, с чем Гагарин сравнил увиденное в