Забавно. Это знал, а вот кто он, откуда, сколько лет и почему оказался здесь — как отшибло. Не знал, и всё. Девчушка не сразу увидела, что он пришёл в себя, а как увидела — вскрикнула и убежала. Следом и бабка вошла. Вся в каких-то лохмотьях и с перьями на голове.

— Ну, слава богу, оклемался. А мы уж думали, не вернёшься с того света.

Он криво усмехнулся. Красавчик, наверное, раз так думали.

— Кто я? — выдавил то, что его волновало.

Бабка переглянулась со своей девчушкой, взглянула на него опасливо и выдавила:

— А ты не помнишь?

— Нет.

— Ну, ничего. Придёт время, всё вспомнишь.

— Что со мной?

— Неужто я знаю? Битый ты был, всё, что мне известно. Спасла я тебя. Травница я, так что повезло тебе. На вот, выпей, — протянула ему какую-то жижу зелёную, — пей, говорю, а то не поправишься.

Да ему, как-то, и не хотелось. Не знал почему, но понимал, что он трупом был. То ли с моральной стороны у него не всё хорошо, то ли физически он уже был мёртв, потому что угроза бабки не подействовала, хотя жижу он выпил.

* * *

Спустя три месяца

Кто он, откуда, как зовут и почему его избили почти до смерти, он не вспоминал три месяца. Бредил, ему снились сны, но на утро он ничего не помнил. Обрывки снов не давали всей картинки, а сознание на утро блокировало даже то, что он видел во сне.

Замкнутый круг.

Физически на поправку шёл быстро, хотя первый месяц не мог даже встать. Потом ему Ульяна помогала — внучка бабы Лены, которая его спасла. Уля во всём ему помогала. И на ноги встать, и есть научиться, и мир познать, и бабу поиметь. Да, если есть молодая баба рядом, сочное и упругое тело, грех им не воспользоваться.

Он и пользовался. Как только восстановился, трахал её как мог. Дико, необузданно и жестоко. А ей нравилось. Она стонала и орала так, что стены ходуном ходили. Бабка долго не подозревала, а как узнала, даже ему страшно стало. Злая травница — это нечто. Она нервничала и бесилась, говорила, что не должен он. Вспомнит всё и уйдёт, а её девочка плакать будет, страдать. Жить не сможет.

Он и сам это знал. Чувствовал. Трахал её, а сам где-то далеко был, вроде и не с ним это происходит. Нет, ему хорошо было, но что-то он упускал. Никаких чувств к этой девчонке. Ни любви, ни нежности, ни ненависти, природные инстинкты, не больше. Если бы она на него не залезла впервые, когда он ещё и встать-то не мог, может и не приглядел бы её, а так.

Долго баба Лена причитала, а потом успокоилась, расслабилась. Да и Уля её не сказка. Целкой-то не была. Давала, небось, половине деревни. А вот туда Миша (так его Уля с бабкой называли) ходил редко. Запретили они ему показываться пока, чтобы разговоров избежать. Вот и не ходил. Нужды не было.

А вот сейчас вспомнил всё. Проснулся с чёткими воспоминаниями, которые лавиной обрушились на его голову. Всё, что до Ули и бабы Лены было. Кто его избил, кто в мертвеца живого превратил, вспомнил, а ещё. Её вспомнил. Свою бестию рыжую. Девочку свою. Три месяца. Он провалялся тут три месяца, а если бы помнил, смог бы свалить ещё месяц назад. Уйти и… вдруг она жива была?

Уля, вернувшись с прогулки, и увидев его отрешённый взгляд, всё поняла. Считывала эта девчонка его, как компьютер. Он и сам бы себя считал, если б только раньше.

— Уходишь? — задала правомерный вопрос.

— Я должен. Там девочка моя.

— Иди, — спокойно сказала Уля. — Ты никогда моим не был. Трахал меня, но не любил. Всегда в голове кто-то был у тебя. И я не любила, но было хорошо.

Вот так просто.

Он и ушёл. Позвонил на номер, запомнившийся ему на всю жизнь, и уехал от них на машине. Довериться смог только Чёрту. Тот и не поверил сразу, что Матвей перед ним. Его ведь похоронили давно. Со всеми почестями, как полагается. По-братски, блять. Не прикопаешся. Чёрт и денег бабке с внучкой оставил, и продуктов привёз из города. Чтобы не нуждались. Прикипел Матвей к ним, но уходить надо было срочно.

Его дом перешёл матери, а бизнес отжали. Матери, к счастью, Влад ничего не сделал. Отпустил. Она, конечно, горюет за ним, живёт особняком, никуда не ходит, но живёт. Видимо, не настолько эта мразина подлая.

Всю дорогу, пока ехали, и Чёрт ему рассказывал о том, что случилось за эти месяцы, он боялся задать один вопрос. Хотел спросить безумно, но боялся. Не хотел знать, что нет её, что тоже вот так с почестями похоронили или выкинули на мусор. Не смог бы вынести.

Чёрт, к слову, сам понял, что Матвей хочет узнать.

— Нет её. Никто не знает, куда делась. С твоего дома исчезла вместе с подругой своей. Всех твоих перебили, если кто и видел, то сказать уже не смог.

А вот это уже новости. О смерти, если не слышно, значит, не было её и надежда есть. Ему хотелось верить. Он хотел думать, что есть хотя бы маленький шанс, что она жива. Что не тронул её Влад. Не убил, не прикопал где-то. Хотя, может и прикопал, раз улик нет.

— Что будешь делать?

— Для начала к матери, а потом посмотрим. Бабла, я так понимаю, у меня нет.

— Почему же нет? Есть. Всё, что на счетах было, так и осталось. Матери твоей ушло. Там прилично было, так что…

— Я хочу ему отомстить. За всё. За то, что возомнил себя богом и… за неё отомстить хочу. Если жива — мир к её ногам брошу, но сделаю счастливой, вытащу из ада. А если мертва… отомщу и на том свете повидаюсь с ней.

* * *

— Ну, и каков план действий? — Чёрт полоснул Матвея оценивающим взглядом. Понимает, что плана у него нет.

— А какой может быть план, а?

— Не знаю. Где те бумаги, что я тебе дал и Фадеев?

— Были у меня, а куда делись после, хер его знает. Влад отобрал, скорее всего.

— Херово.

— Сам знаю.

— Ты с Зауром так и не поговорил?

— Договорился, но нихера не получилось. Меня тогда и приняли. Очнулся уже у бабульки и внучки.

— У кого? — Чёрт вытаращил глаза.

— Долго рассказывать, но выходили меня вообще левые люди.

— Охереть, конечно. Ну, вообще, ты не слишком похож на себя. Я могу документы левые временно намутить.

— Мути, Чёрт, мути, потому что мои руки уже чешутся.

* * *

Мать встретила Матвея обмороком. Оно и не удивительно. Ей за шестьдесят, а если учитывать то, что она пережила и похоронила живого сына, то выдержать это было нелегко. Они справились. Она посетовала на то, какую жизнь он ведёт. Как всегда, отчитала, что он занимается не тем и вообще всегда был падким к деньгам. Всё, как обычно. Будто и не было тех месяцев. Не было той агонии и пыток, не было всего, что он пережил.

Матери он не рассказывал, ЧТО именно с ним произошло. Не говорил, что, фактически, заново появился на свет. Это было лишним. Ей было достаточно информации о том, что он жив и, чего уж там, наполовину здоров. Не рассказывал, но отчётливо помнил. Каждый удар, каждое произнесённое Владом слово, фотографию и видео. То, что Соня с подругой исчезли, конечно, давало надежду, но… вспоминая то, что показывал ему Влад… эта надежда таяла.