– Если тебе что-то надо купить из молочных продуктов – покупай, а себе я уже купил, по дороге заехал.

Лиза устала обижаться из-за подобных вещей, как и из-за сейфа, который появился в их доме.

– Тиша, ты боишься, что мы с Ксенией что-нибудь украдем? – однажды не выдержала она. Муж ничего не ответил, только что-то пробурчал. В последние полгода она уже не ждала перемен и не делилась с мамой своим недоумением. Жаловаться или советоваться с Элалией Павловной Лиза перестала как раз после появления этого самого пресловутого сейфа.

– Мам, я понимаю, для чего сейф в доме. Но я не понимаю, зачем так подчеркнуто следить за ключами. Как будто я украду что-нибудь! И потом, мы уже три года вместе, зарабатываем деньги вместе, покупаем все вместе. В этом доме уже есть общее… Мне его сбережения не нужны, мне просто очень не нравится, что он так себя ведет…

– Ну, может, ты дала повод?! – Элалия Павловна посмотрела на дочь тем самым многозначительным взглядом.

– Ты хочешь сказать, что я, твоя дочь, дала повод думать, что я воровка?!

– Ну, без пафоса, может, он чувствует в тебе хищницу, поэтому так и ведет себя.

Лиза задохнулась от возмущения. Элалия Павловна всегда была на стороне зятя. Спустя три года мать с Тихоном по-прежнему обсуждали картины, кино, музыку. Спустя три года Тихон стал постоянным гостем на вечерах, которые Элалия Павловна устраивала в Большом Гнездниковском. Все присутствующие отмечали необычность суждений и глубокие познания мужа Лизы. Сама Лиза во время этих мероприятий держалась в тени, помогала накрывать на стол и почти не вступала в беседы.

Спустя три года Лиза, в которой мама заподозрила хищницу, попала в полную зависимость от мужа.

Выйдя из метро, Лиза услышала телефонный звонок. «Неужели стыдно стало?!» – подумала она, и на душе потеплело. Хоть и ехала она обиженная, хоть и понимала, что муж ведет себя иногда до непристойного мелочно, женская надежда на примирение взяла верх.

– Лиза, а ты где? – в трубке звучал голос брата Бориса.

– Привет, – разочарованно протянула Лиза. – Я около дома, из метро вышла. А что случилось?

– Ничего, поговорить надо.

– Ну так говори! На работе мне некогда, дома тоже, да и ты не бываешь у нас.

– Тоже дела. А по телефону точно удобно?

– Точно, точно.

– Лиза, а ты квартиру на «Соколе» сдаешь?

– Нет, рука не поднимается. Там, во-первых, еще много вещей наших. С Андреем. Он ведь так ничего и не забрал. Как уехал с сумкой тогда, так все там и лежит. Я тоже не трогала – там и техника его, и компьютер, и фотоаппараты, и музыкальный центр.

– А почему он не взял?

– Я как-то спросила, а он ответил, что пусть все это у нас с Ксенией останется.

– А где он сам сейчас?

– Он уехал, работает теперь, представь себе, в Бразилии, изучает какие-то водоросли.

– Он что, женился?

– Нет. – Лиза усмехнулась: ее родной брат никогда не интересовался подобными вещами, но с ее первым мужем дружил. Уход Андрея Борис пережил тяжело – не стало друга и единомышленника.

– Боится, после первого раза, – рассмеялся брат.

– Они с этой дамой расстались.

– Понятно, – прогудел на том конце Борис.

– Так что за разговор у тебя ко мне?

– Слушай, Лиз, а можно я поживу в этой квартире?

– В какой? На «Соколе»?

– Ну да.

Лиза замолчала. Она вдруг отчетливо представила, как в тех стенах запахнет чужим, не Ксениным детством, не ее шампунем, не ее любимым какао, а кем-то или чем-то чужим.

– Слушай, а что мама говорит? – Лиза обратилась к привычному авторитету.

– При чем тут мама?! – возмутился Борис.

– Мама – при всем. И тебе, живущему там, рядом с родителями, это должно быть известно. Боря, у нас в семье патриарх – это мама. Ее слово – закон. Ее мнение – главное. Я не знаю, как и почему так получилось, что мы с тобой взрослые, самостоятельные люди, сделавшие карьеру, руководящие другими людьми, пытаемся беспрекословно слушаться маму. Я не знаю, почему, что-то делая, в первую очередь мысленно пытаюсь заручиться ее одобрением…

– И как, удается? – съехидничал Борис.

– Нет, ни мысленно, никак иначе. Я знаю, что мною будут недовольны, но это меня ничему не учит. Раз за разом я проделываю все тот же путь в надежде на одобрение матери.

– Мама ничего не говорит, но, если честно, мне там тяжело. Я могу снять квартиру, но если ты не пользуешься той, я поживу там. Она же пустует.

Лиза сразу поняла, о чем речь. В доме родителей всегда были гости. Обед ли, ужин ли, но знакомые и полузнакомые люди собирались за большим столом, где главенствовала Элалия Павловна. Это были приятные застолья, и все гости, как один, выражали восхищение не только кухней, но и прекрасной собеседницей. Впрочем, домочадцам доставались лишь нервозная обстановка, суета, раздраженность и покрикивания, предшествующие этим трапезам.

– Быстро убрать дом, вы просто неряхи! Сейчас придут люди… – так начинались дни, когда ожидали гостей. Элалия Павловна была недовольна всеми, в том числе и домработницей Ритой, которая самоотверженно брала на себя приготовление блюд.

– Мам, зачем звать людей и перед этим так психовать?! Какой в этом смысл?! – однажды не выдержала Лиза.

– Тебе не понять, ты из породы тех Чердынцевых! Вам лишь бы как… – ответила мать.

– Не очень понятно, – упорствовала Лиза. – Пусть я в отца, но он очень аккуратен, зачем же устраивать такой шум и крик, ругать своих, чтобы потом улыбаться чужим. И потом, людям ведь не пыль важна, которой, кстати, никогда у нас нет.

– Потому и нет, что я кричу на вас, – ответствовала Элалия Павловна.

Впрочем, это наверное, только Лиза обращала внимание на такие бытовые мелочи, как раздражение матери. Она, привыкшая к размеренной жизни с Андреем, где в первую очередь ценились доброжелательность и покой, искренне не принимала резкость в общении с близкими.

– Ты знаешь, – Борис замялся, – сложно, у них свой уклад, и иногда мне кажется, что я мешаю. А иногда мне сложно с ними – и поздно не придешь…

– Слушай, не объясняй. Заезжай, я тебе ключи дам от квартиры. Только там и вещи Андрея, и мои, их убрать надо, сложить в кладовку.

– Хорошо, хорошо. – На том конце с облегчением вздохнули.

Борис подъехал, когда стемнело, подниматься не стал – он знал, что муж сестры терпеть не может поздних гостей.

– Вот этот от нижнего замка, этот – от верхнего. Слушай, будь там аккуратен.

– Не беспокойся, буду. Между прочим, это я там с родителями прописан! – Борис рассмеялся.

– Да, я помню, но какое это имеет значение в семье. Придет время – разберемся.