– Я бы сказал так: откуда он знает про потайные ходы? Вся документация на здание утеряна, а наш ниндзя ориентируется в нем как у себя дома.

– Полезли обратно, что тут делать? – предложил Горшков. – Пошлем Огородова на крышу, пускай снаружи дверь открывают.

Огородов с нами в подсобное помещение не поднимался. Он, как только мы скрылись из виду, по коробу взобрался обратно на чердак и заявил Гордееву, что Казачков отпустил его домой. Начальник РОВД расспросил Ивана, что он видел внизу, и разрешил уйти.

В потайной комнате чекист предложил проверить подземный ход за открытой дверью. Соблюдая максимальную осторожность, мы прошли по нему метров двадцать и уперлись в тупик.

– Забавно, – сказал я, ощупывая кирпичную кладку. – Зачем же прокладывать тоннель, который заканчивается глухой стеной?

– Скорее всего, – предположил контрразведчик, – вначале хотели вывести подземный ход далеко за пределы ДК, потом планы изменились, и его законсервировали до лучших времен.

Мы вновь вернулись в потайную комнату, отправили наверх Горшкова.

– Вот это здание, – продолжил чекист, – оно ведь построено по типовому проекту, по всей стране такие же Дома культуры стоят, но каждый из них с какой-то изюминкой, у каждого во внутренней архитектуре есть свои особенности. Здесь потайные ходы, а в одном ДК постройки конца сороковых годов я видел тайное бомбоубежище, рассчитанное человек на триста. При Сталине любили тайные ходы и потайные комнаты делать.

– Скажите, пожалуйста, что вы думаете об авторе этой надписи? – Я показал на стену со свастикой.

– Эта надпись состоит из двух слоев. Первый слой – человек, который написал ее, намекает, что он принадлежит к некой нацистской организации. Второй – это ошибки в тексте и в смысловом построении девиза. Второй слой отрицает первый. Посмотрите, наш незнакомец рисует свастику статической, а должна быть катящейся, символом движения вперед. Статическую свастику обычно рисуют дети, она кажется им более «правильной», более выразительной. Кстати, на личном штандарте Гитлера свастика статичная, она символизирует вечность идей фюрера. Теперь обратите внимание на руны «Альгиз». Вначале девиза должна стоять руна «Смерть», а никак не руна возрождающейся жизни. Автор этой надписи – психически больной человек, который где-то раздобыл с десяток нацистских листовок образца января 1945 года и теперь комбинирует их содержание. Если бы не убийство вашего председателя совета ветеранов, я бы квалифицировал эту надпись как хулиганство, совершенное неумным человеком.

– А эсэсовский нож для метания? – Версия с психически больным хулиганом показалась мне неубедительной.

– Мало ли после войны оружия в страну завезли! В свое время из Германии каждый уважающий себя офицер вез домой «тройчатку»: подарок жене, подарки детям и трофейный пистолет для себя, чтобы было чем перед соседями похвастаться. Я знаю случай, когда у одного ветерана изъяли почетный эсэсовский кинжал с дубовыми листьями на рукоятке. Вот это вещь, вот это трофей! Представьте, кинжал штучного изготовления, вручался лично Гиммлером за особые заслуги перед рейхом. Эсэсовцам вывозить такие кинжалы на фронт было категорически запрещено, но наш ветеран где-то его раздобыл. Не иначе в конце войны какую-нибудь штаб-квартиру высшего руководства СС обчистил.

– Нашел трофей и взял себе, – Казачкову не понравилось слово «обчистил».

– Трофей можно с убитого снять или на поле боя подобрать, – возразил чекист. – Почетный эсэсовский кинжал на дороге не валяется. Его, согласно приказам по Красной армии, положено было сдавать в особый отдел.

Люк над нами открылся. Участковый позвал всех наверх.

– Значит, так, – подвел Гордеев итоги операции. – Убийца проник на цокольный этаж, через подсобное помещение спустился в потайную комнату, оттуда поднялся на чердак и спустился на второй этаж. Убил Паксеева и тем же путем вернулся назад.

– Надо все окна на цокольном этаже проверить, – предложил я. – Мимо вахтерши убийца не проходил, значит, на цокольный этаж он проник снаружи.

– А может быть, он остался здесь с вечера? – неуверенно предположил Дегтярев.

– Тогда он и сейчас здесь!

Дегтярев принес комплект запасных ключей. Все кабинеты на цокольном этаже открыли и проверили. В комнатах, где располагались шахматно-шашечный клуб, мастерская художника ДК и радиотехнический кружок, окна оказались незапертыми. Не раскрытыми нараспашку, а просто прикрытыми. Преступник мог войти-выйти через любое из них.

– В город надо ехать, – сказал я Гордееву. – В областном УВД поднять личное дело Сыча и от него уже выстраивать всю цепочку. У меня в морге знакомые есть. Могу их порасспросить о механизме нанесения раны Паксееву. Не верю я, что убийство Юрия Иосифовича совершил псих-одиночка, начитавшийся немецких листовок.

– На что ты намекаешь? – подозрительно спросил Семен Григорьевич.

– На учителя.

Я, начальник райотдела и Казачков отошли в сторону.

– Седов, скажу тебе, не подходит на роль метателя ножей, – зевнул начальник угро. – Я его знаю много лет, он бродячего кота не пнет, а уж человека убить у него точно мочи не хватит.

– Погоди, Вадим, если Андрей говорит, значит, у него есть обоснованные подозрения.

– Конечно, есть! Вчера вечером я наведался к учителю и заметил у него прелюбопытнейшие вещи. Во-первых, картошка на огороде у Седовых свалена в кучи и даже не прикрыта ботвой. Допускаю, что спустить ее в погреб они не успели, но оставлять урожай неприкрытым на ночь? Как-то не по-хозяйски. Далее, к моему приходу мать учителя только-только проснулась, даже умыться не успела. У меня сложилось впечатление, что в обед она выпила, легла спать и проспала до самого вечера. Проснулась, наскоро приготовила ужин, и тут пришел я. Спрашивается, почему учитель ее не разбудил? Ему что, одному охота картошку копать? Теперь о нем самом. Я подходил к бане, она была нетопленная. Вы сельские жители. Скажите, как можно не помыться в бане после целого дня работы на огороде?

Казачков и Гордеев молчали.

– Я пришел к Седовым поздно вечером. Учитель был слегка подшофе: не трезвый, но и не пьяный. Он выпил ровно столько, чтобы его реакция на известие об убийстве Паксеева выглядела размытой. Я уверен: если Толя Седов не сам хлопнул Паксеева, то уж окошечко-то у себя в кабинете точно он оставил открытым.

Моя версия Гордееву не нравилась, но рациональное зерно в ней он уловил.

– Надо осторожно проверить, чем вчера занимался учитель в течение дня, – велел он Казачкову. – Если после обеда его никто не видел на огороде, то нам стоит крепко призадуматься, не имеет ли он отношения к убийству Паксеева.

– Семен Григорьевич, – запротестовал начальник розыска, – учитель, когда видит Паксеева, всегда в ступор впадает. У него, сам знаешь, какие о нем воспоминания с детства.

– Водки выпил, вот ступор и прошел, – настаивал я на своей версии.