Калицакис резко смолк. Макаллистер был в курсе: это значит, что президент решил задать вопрос:

– Что именно вы хотите сказать, генерал?

– Я хочу сказать, – медленно проговорил Хокинс, словно сам себе не веря, – что сейчас у нас нет оружия, способного уничтожить 2I.

Рао парила в центре отсека. Внезапно она очень остро ощутила окружающую ее со всех сторон бесконечность.

– Ты хочешь сказать, что если 2I атакует Землю – или просто на всех парах врежется в Среднезападные штаты, то мы ничем его остановить не сможем. Мы беззащитны.

– Мы не перестанем искать решение, – сказал майор, крепко вцепившись в ближайшую стойку. – Никто не собирается сдаваться. Но… в общем дела наши неважнецкие.

Астробиолог никогда не задумывалась о том, что 2I может оказаться враждебным. Считала это настолько маловероятным, что не уделяла этому никакого внимания, но, с другой стороны, 2I неуклонно двигался к Земле, не реагируя ни на одно их послание. В данных обстоятельствах… Не была ли она безнадежно наивна?

– Тогда… что мы будем делать? – спросила она.

– Попробуем дипломатические средства… – с кривой усмешкой пробормотал Хокинс. – Извини… Послушай, ведь в этом с самого начала и заключалась задача «Ориона», верно? Установить контакт с пришельцами. Убедить их поговорить с нами, а не убивать нас всех.

Он повернулся и посмотрел на красноватую громаду 2I, куда несколько часов назад отправились Дженсен и Стивенс.

– Мы понятия не имеем, что там сейчас происходит, – сказал майор. – Может, они уже установили контакт. Может, к-спейсовцы все это время говорили с чужими.

– Может, – согласилась Рао.

– «Вандерер», «К-Спейс», прием!

…

– Капитан Фостер, прошу ответить!

…

– Говорит Дженсен с «Ориона» НАСА. Прием!

…

– Мы у разрыва во льду, прямо по направлению от вашего базового лагеря. Вы можете сообщить нам о своем местоположении? Мы пришли вам помочь.

…

– Команда «Вандерера», если вы в состоянии подать сигнал, запустите сигнальную ракету. Отправьте сигнал на наши скафандры. Крикните, если вы нас слышите. Если вы не можете откликнуться…

Дженсен опустила голову, закрыла глаза и на секунду дала волю отчаянию. А потом глубоко вздохнула и снова открыла глаза.

– Ответьте, команда «Вандерера». Ответьте, пожалуйста!

ЭМИ ТАРБЕЛИАН, ПСИХОЛОГ ЭКИПАЖА. Проводился ряд исследований о влиянии длительной темноты на психику человека. Прогноз неутешительный. Помню, в институте я читала про «тюремное кино»: это поэтичное описание того, как заключенные в темной одиночной камере начинают галлюцинировать через несколько часов отсутствия визуальных стимулов. Эволюция подготовила нас к жизни в хорошо освещенном мире, и если мы лишаемся света, то стремительно деградируем.

– Чего они хотят? – спросила Дженсен.

Стивенс присосался к тубе со сладкой водой, которую подсоединил к шлему. Они находились внутри 2I почти пять часов, и он уже умирал от голода. Приторная вода почти не утоляла голод, но он хотя бы получал какое-то количество калорий.

Они снова устроили привал, на этот раз лицом друг к другу

– Кто это «они»? – переспросил он.

– Пришельцы, – ответила Дженсен. – Существа, которые построили 2I. Они запрограммировали полет, на завершение которого уйдут тысячи лет. Они отправили эту штуку в Галактику, явно надеясь, что ее прибьет… куда-нибудь. К славной дружелюбной планете. Зачем? Чего они рассчитывали добиться, отправляя нам пустой корабль?

Стивенс воззрился на нее:

– И ты думаешь, у меня найдется ответ?

Дженсен покачала головой. Она крутила ручки на груди скафандра, возясь с настройками своего радио. Спустя мгновение досадливо фыркнула и снова поднялась.

– Послушай, – сказал Стивенс, – я тут подумал… По-моему, нам надо возвращаться.

– Ты хочешь сказать – сдаться.

Стивенс поспешно встал.

– Нет-нет-нет… я хотел сказать – временно. Просто временно. Если мы пойдем обратно, может, чего-нибудь достигнем. Я обдумывал… ну, скажем, эксперименты. Или, скажем, стратегии. Стратегии поиска команды «Вандерера».

Она не отмела это предложение – по крайней мере, не сразу.

– Мы могли бы принести сюда настраиваемый лазер, – продолжил он. – Установить его у шлюза. С его помощью можно было бы просканировать все внутреннее пространство барабана. Поискать что-нибудь, имеющее форму тела человека…

– Ты считаешь, что они погибли, – сказала она.

Стивенс поморщился.

– Я этого не говорил! Послушай, а как насчет… то есть – у меня есть и другие идеи. На «Вандерере» есть 3D-принтер. Мы с его помощью могли бы наделать мелких роботов. Мобильных разведчиков – таких, какие НАСА отправляет на Марс, так? Мелких роботов, которые могли бы вести поиски. Это же лучше, чем просто бродить наугад, надеясь их увидеть.

Дженсен снова подошла к ледяной стене и вскарабкалась на нее. Стоя наверху, она повернулась и посмотрела на напарника.

– У нас в скафандрах большой запас воздуха и воды. Мы можем остаться здесь еще на три часа, прежде чем нам придется поворачивать обратно.

– Ты меня хоть слышала? – возмутился он. – Мы же не сможем здесь все обыскать!

– Сядь и отдохни еще немного, – сказала она ему. – Я попробую вызвать Фостера отсюда. А потом пойдем дальше.

У Стивенса оборвалось сердце. Она его в самом деле не слышала.

– Конечно, – буркнул он. – Ты здесь командир…

ЭМИ ТАРБЕЛИАН, ПСИХОЛОГ ЭКИПАЖА. Еще страшнее знакомиться с результатами экспериментов, во время которых люди длительное время жили в пещерах. В отсутствие света наши циркадные ритмы быстро разлаживаются, так что мы теряем ощущение хода времени. Можно проспать целый день и считать, что ты только чуть-чуть вздремнул. Можно провести под землей несколько месяцев и считать, что это были считаные недели. Искусственный свет ничего не дает, потому что его можно включить и выключить. Если устранить различие между днем и ночью, человеческий разум скатывается на грань безумия.

– «Вандерер»! – звала Дженсен. – Фостер! Вы меня слышите?

Стивенс молчал. Ей приходилось оборачиваться, чтобы убедиться, что напарник по-прежнему здесь. Командир думала о космонавтах с «Мира» – первой в мире большой космической станции. Еще в 80-е годы прошлого века, задолго до рождения Салли Дженсен, русские отправляли на «Мир» по два космонавта за один полет. Два человека проводили на ее борту до нескольких сотен дней. У них было правило: где бы ты на станции ни находился, ты должен следить, чтобы напарник видел тебя, хотя бы отчасти – руку или ногу, чтобы он никогда не ощущал себя совершенно одиноким в космосе.