И вдруг приходит звёздный час! В Митаву являются два именитых князя и…

После светской беседы и пирушки князья раскрывают свой замысел: они приглашают её на трон, ежели она подпишет требования ихние, кондиции. Что следовало из этих кондиций? Что должен делать государь?

1. Управлять государством только с согласия Верховного тайного совета.

2. Объявлять войну, заключать мир, налагать подати и назначать к важным государственным должностям не иначе как с согласия Верховного совета.

3. Не казнить дворян, не изобличив их в преступлении по суду, не конфисковывать их вещей.

4. Не раздавать казённых имений частным лицам.

5. Не вступать в супружество и не назначать себе преемника без согласия Совета.

Москва полна была уже слухами об этих кондициях. Всюду шептались, веря и не веря, что Анна согласится, — неужто возможное сие?

Там, в Митаве, она их подписала и, сопровождаемая русскими князьями, отправилась в путь.

Однако во многих домах — у Трубецкого, Толстого, Барятинского, Черкасского — втайне собирались те, кто не хотел ни кондиций, ни власти верховников. Собирались дворяне средней руки, играли в карты, раскладывали пасьянсы, но думали лишь о будущем правлении…

Анна, несмотря на отсутствие обаяния и грубоватость, оказалась не так глупа. Или действительно почувствовала звёздный час? И подписала кондиции. Правда, втайне посоветовалась с Бироном.

История и в самом деле повинуется законам, сходным с законами природы? На смену бурям приходит тишина. После Петра I страна замерла, всё стихло, царское окружение измельчало, правили теперь регенты да фавориты. Но Пётр всё же успел расшевелить Россию, запустил механизм — и, несмотря на пелену скуки и безделья, продолжалась деятельная жизнь: Демидовы выплавляли чугун, добывали железо, серебро, строили заводы; Строгановы, став «именитыми людьми», заполучив многие земли, добывали соль, занимались просвещением. Правда, новые заводчики и начальники раболепствовали, были «ласкателями». Демидов, чтобы получить право на новый завод, пошлёт новой царице кадку с серебряными монетами…

Для одних наступает звёздный час, а другие в это время пребывают в скорби и бьются в истерике: Екатерине, государыне-невесте, не было дела до сравнений Истории и Природы, она грустила и плакала, но… Но не теряла надежды на то, что может всё ещё повернуться в её сторону. У неё есть шанс, о котором только она одна и знает.

Когда стояла она у гроба, сделалась как каменная — ни слезинки, ни жалости. С цесаревной Елизаветой чувствовали они сходно: обе не выносили покойников. Княжна, видя на себе косые взгляды Остермана, Головкина, ещё выше поднимала голову. Знали бы все они то, что ведомо только ей!

…А кареты из немецкой земли уже приближаются к Москве. Множество санок, саней, экипажей, слуг, шутов, зверей, подвод везло нехитрый скарб осчастливленной принцессы Анны. Впрочем, на лице её никто не мог прочитать радости.

При въезде в Москву путники обычно останавливались в селе Всехсвятском: ещё не столица, но уже у цели. Здесь проводили одну-две ночи, молились в местной церкви и после того ступали на древнюю землю.

…Проснувшись ранним утром, Анна Иоанновна одна поднялась наверх. Ей хотелось поглядеть на град Москву при восходе славы своей.

Солнце как раз в тот момент вырвалось из-за туч. Анна усмехнулась: не так же ли и она вырвалась из немецкого заточения?

Вдали слабо розовел Кремль, еле видимый, но манящий. Таинственно блистал шлем Ивана Великого… Неужто отныне станет она, Анна, властительницей сей великой державы? Неужто кончились её горести, в которых пребывала она целых двадцать лет?.. В шестнадцать лет выдали её замуж за курляндского герцога Франца-Вильгельма, а он чуть не сразу возьми да умри, и осталась Анна в чужой стороне одна… Так бы и кончилась жизнь её бесславно, кабы спасительная смерть не прибрала к рукам молодого государя. Явились к ней верховники: мол, езжай, матушка, трон свободен, подпишешь кондиции — корона твоя… Дмитрий Михайлович, Василий Лукич — старые знакомые, мудрые ласкатели, да только и она не глупа…

Морозный рассвет бело-розов, не то что в Митаве, воздух будто сирень свежая, золотые дали, а от колокольного звона дух захватывает… Вон он, Кремль, там предстоит ей короноваться.

Сердце её забилось, однако по лицу — серому, будто ржаная квашня, — никто не догадался бы о её чувствах… В Митаве научилась она владеть собой, ещё научилась упорству, твёрдости да и немецкому вкусу… Они, русские, увидят — хоть и толста, зато вкус имеет отменный. К примеру, закажет себе такую корону, что все будут дивоваться, не ведро какое-нибудь, а крохотную, словно яблоко, корону — пусть думают, как скромна она в своих притязаниях. Голицын и Долгорукий мыслят, что облагодетельствовали её, однако поглядим, как дело пойдёт.

Анна ещё раз оглядела сиреневую морозную даль и медленно, задыхаясь и переводя дух, стала спускаться…

…А несчастный император всё лежал в холодной комнате.

Наконец, по прибытии Анны и ещё даже позже, траурная процессия двинулась из Лефортова к Кремлю. Лошади, покрытые чёрными епанчами, везли катафалк, на нём — гроб, богато украшенный… Офицеры Преображенского, Семёновского полков… Сановники, вельможи, генералы, иностранные посланники… За именитыми гостями, приехавшими со всех концов, — простой люд московский, полный искренней печали и недоумения…

Траурная процессия идёт по Никольской улице, мимо хором Шереметева.

В доме все прильнули к окнам: Пётр Борисович хворает, но и он подсел к окну.

Наталья в комнате у бабушки замерла на подоконнике: увидит ли командующего солдатами Ивана Алексеевича? Как он?

Идёт! Едет!.. Черкасский, Остерман, Юсупов, Голицыны… Елизавета… Иван Алексеевич… — плечи опущены, лицо чёрное. «Взгляни сюда, друг сердешный!» — молит Наталья. И, словно услыхав её зов, Долгорукий поднял голову — глаза их встретились всего на миг, но как много они сказали!

Процессия шествует далее, в Кремль.

Там, в Архангельском соборе, с правой стороны в третьем ряду приготовлено место для императора Петра II.

Собрались сановники, генералы, вельможи. Верховники держались вместе и не скрывали торжества, переглядывались. Голицын в благородстве своём уже помышлял, как Россия, подобно Европе, станет голосованием решать дела. Помягчело злое лицо князя Василия Лукича, с ним перемигивался Ягужинский. Ещё бы! Анна подписала кондиции.

— Коли умы наиглавнейшие, наимудрейшие желают сего — я подписуюсь… — сказала и вывела четыре буквы своего имени.

В лиловом платье с белыми кружевами, из-под юбки видны носки больших серебристых туфель, чёрные, распущенные волосы широким потоком стекают по спине и плечам, а лицо — будто шторкой завешено…

Следом за ней прибыл и фаворит её, Бирон, со своей семьёй.