мороз продрал по коже. По телу побежали мурашки, оставляющие после себя наэлектризованные волоски. Я поймала себя на желании залезть к Ромке на колени, спрятаться в его объятиях от распирающего чувства неловкости. Но мы еще не настолько помирились.

— А это она и есть! — Рома незаметно подмигнул мне. — Смотри, что покажу…

Он достал из кармана телефон и некоторое время искал на нем нужное фото.

— Красивый? В нем жили еще наши предки-дворяне. Род Верстовских берет начало в семнадцатом веке!

Гарденина выглядела раздавленной новостями.

— Не дури девке голову, Ром, — я прыснула со смеху. — Давайте сменим тему. Лучше скажи, почему ты не ездишь в Ливер на машине?

Верстовский посерьезнел.

— Так пробки же. Из области знаешь, сколько по трассе чесать? Это отцу по статусу не положено в электричках трястись, а мне не западло и на быдляцком транспорте проехаться… Это лучше, чем два часа подряд слушать его нравоучения. К тому же, я хочу стать более самостоятельным. Вот если бы он разрешил мне брать свой Харлей…

— Чего? — не поверила своим ушам я.

— У декана есть мотоцикл?! — Юля чуть не свалилась с дивана. Лишь плотность соприкосновения наших тел не позволила ей этого сделать.

— Мотоцикл-то есть, а вот толку с него — нет… — проворчал Рома. — Столько лет в гараже пылится без дела. Может, он уже и не на ходу.

— Но как так? — я тоже не могла уложить в голове внезапно открывшийся факт о декане. Пыталась представить себе Верстовского, гордо сидящего верхом на Харлее или стрелой мчащегося по направлению к литературному, и не могла. Шлем не надевался. Кожаная косуха сидела не по фигуре…. Что-то мешало воображению развернуться в полную силу.

— Вениамин Эдуардович… Харлей… — слабо простонала Юлька. Она-то, судя по всему, уже не только представила декана-мотоциклиста, но и поплыла от яркости картинки.

— Когда я был маленький, папа постоянно ездил на мотоцикле и меня тоже катал. Потом, когда мамы не стало, некоторое время гонял, как сумасшедший… Однажды перевернулся — чудом выжил, можно сказать. С тех пор все. Харлей одиноко стоит в гараже, напоминает о лихой молодости и былой жизни… Я столько раз просил отдать мотик мне, отец и слышать ничего не хочет.

Рома вздохнул и откинулся на спинку дивана, глядя в затянутый паутиной потолок. Тоже фантазировал, наверно. Только в роли мотоциклетного ковбоя представлял себя, а не отца.

14. Это конец

Любовь, как солнце после гроз, целит,

А похоть — ураган за ясным светом,

Любовь весной безудержно царит,

А похоти зима дохнет и летом…

Любовь скромна, а похоть все сожрет,

Любовь правдива, похоть нагло лжет.

("Венера и Адонис", У. Шекспир)

— Ваша семья полна неожиданностей, однако! — Гарденина встала с дивана. — В виду этого мне необходимо срочно выпить… Кому-нибудь обновить виски с колой?

— Не стоит, котик, — в тон ей откликнулся Верстовский. — У нас с Ритой немного другие планы. Возьмешь наши стаканы?

Он передал пустые фужеры Юле и притянул меня к себе, обняв уже обеими руками.

— О. Поняла, — подруга сделала неловкий пируэт вокруг своей оси и потопала по направлению к кухне, переступая через лежащих прямо на полу людей. — Значит, буду напиваться в полном одиночестве… Или кто-то захочет составить мне компанию, мальчики?!

На моей памяти Гарденина впервые решила напиться, да еще и позвала противоположный пол составить ей компанию. Призыв подействовал: за ней на выход потянулось сразу несколько шатающихся фигур. Парни были в костюмах зомби и двигались соответствующе.

— Осторожнее, — сказала я Роме. — Будешь продолжать в том же духе, и она в него влюбится.

Рома моргнул и рассмеялся.

— Гарденина? Влюбится в моего отца?! — он пересадил меня к себе на колени, все также посмеиваясь, уткнулся лицом мне в шею.

— Да, а что?

— Думаешь, она настолько безмозглая?

Мне не очень понравилось, как он отозвался о моей лучшей подруге. Я думала даже отсесть обратно, но опустевшее место на диване тут же заняли незнакомые пьяные девушки. То есть, незнакомые для меня — сами они поглядывали на нас с жадным любопытством, выжидая чего-то и хихикая. Мне ничего не оставалось, кроме как разместится на Верстовском с максимальным комфортом.

— Я бы выразилась иначе, но…. Думаю, она вполне способна на такое, — я понизила тон и заерзала, устраиваясь поудобнее. Юноша выдохнул сквозь сомкнутые губы и начал гладить меня по талии и спине.

— Это была бы ее худшая идея. Худшая и совершенно провальная, — он легонько поцеловал меня в ключицу. — Черт, у тебя чересчур закрытое платье!

— Почему провальная? — я ухватилась за его слова. — То есть, понятно, разница в возрасте и все такое… — по моему телу разливался жар от Ромкиного горячего дыхания, от жадных нетерпеливых прикосновений.

— В сердце Вениамина Эдурдовича есть место лишь для одной женщины… И эта женщина — моя мать, — юный Верстовский нащупал разрез на моей юбке и скользнул ладонью под гладкую ткань, медленно двигаясь вверх по обнаженной ноге. — Если бы папу интересовала тема отношений, у меня бы давно была мачеха…

Да, примерно так я и представляла себе Ромкиного отца — как холодного и надменного брюзгу, равнодушного к женщинам, не нуждающегося в ласке или тепле. А он, оказывается, все еще помнит жену? Меня поразила и растрогала такая преданность. Ее ведь не стало лет десять тому назад… Старая жизнь поросла быльем, воспоминания постепенно бледнели, оставаясь яркими лишь на совместных фотография, убранных в дальний ящик стола…

Феноменальная верность.

— Я хочу тебя, Марго, — прошептал Рома.

Мои эротические фантазии сбывались здесь и сейчас. Рука парня уже почти добралась до моих трусиков. Юбка платья задиралась все выше и выше. Вот только…

Мы находились в комнате, битком набитой народом. Конечно, вокруг было достаточно темно, и все были заняты своим делом, своими разговорами и пьяными песнями. Я сидела спиной к тем двум девушкам, но, по ощущениям, они почти дышали мне в затылок… Может, поэтому я не испытывала тех чувств, которые должна была бы испытывать?

— Мне неловко, — прошептала я, отворачиваясь от его требовательных губ.

Он будто не слышал меня. Закрыв глаза и прерывисто дыша, Ромка засунул свободную руку мне подмышку, проник под бретельку платья и край бюстгальтера, обхватив мою грудь. Сделал он это ловко, прямо-таки профессионально. Видно, не раз проделывал такой трюк ранее.

У меня зашумело в ушах, сердце билось уже в районе подбородка. Но я нашла в себе силы оттолкнуть его руки и отстраниться. Рома замер, открыв глаза и, видимо, приходя в себя после вспышки желания.

— Ты очень-очень нравишься мне, Рита, — проворковал