не терпит злословия, но все склонны к гневу, любят прекословить, все ленивы и раздражительны, и заботятся о нарядных одеждах, все тщеславны и славолюбивы, все самолюбивы. Приходящий слушать огласительное учение, прежде оглашения, уже учит; не обучившись, – дает законы; не поняв еще складов[27], – любомудрствует; сам не подчинившись, – других себе подчиняет; не приняв приказания, – приказывает; не вняв советам других, – дает свои уставы. И если стар, – то с высокомерием приказывает; если молод, – противоречит; если богат, – тотчас требует себе чести; если беден, – домогается упокоения; если ремесленник, – заботится о нежности пальцев. Поэтому, возлюбленные, кто не будет плакать о нашем огласительном учении?

Отрекшись от мира, думаем мы о земном; у нас земледельцы оставили в пренебрежении землю, а почитающие себя духовными привязаны к земле. Или не знаем, братия, на что мы призваны? Не знаем, возлюбленные, ради чего мы пришли? Призваны мы к воздержанию, а вожделеем изысканных яств; пришли ради наготы, а стараемся друг перед другом отличиться одеждой; призваны мы к подчинению и кротости, а противоречим с ожесточением; читая, – не понимаем, и, слушая, – не принимаем слухом.

Если кто на дороге внезапно встретит убийство, изменяется в лице и ужасается в сердце; а мы, читая, что апостолы умерщвлены и пророки побиты камнями, думаем, что напрасно об этом говорится. И что я говорю о пророках и апостолах? Слышим, что Сам Бог Слово за грехи наши пригвожден к древу и умерщвлен, но смеемся, предаваясь рассеянию. Солнце, не терпя поругания Владыки, изменило светлость свою на тьму, а мы не хотим выйти из тьмы нашей греховности. Завеса храма, нимало не согрешив, раздралась сама собой, а мы не хотим, чтобы сердце наше пришло в сокрушение о грехах наших. Земля, приходя часто в страх от лица Господня, колеблется под нами для устрашения нашего, – а мы и этого не убоялись. Города поглощены и селения опустошены гневом Божиим, – а мы и того не устрашились. Солнце не раз и не два омрачалось над нами в полдень, – а мы и этим не приведены в ужас. Воздвигнуты брани Персами и варварами, опустошена наша страна, чтобы мы, убоясь Бога, пришли в раскаяние, хотя мы должны каяться не дни только или месяцы, но многие годы, – но и это нас не изменило.

Итак, покаемся, братия, чтобы в грехах своих умилостивить нам Бога. Призовем Его, потому что раздражили Его; смиримся, чтобы возвеличил Он нас; будем плакать, чтобы утешил Он нас; бросим худой навык и облечемся в добродетель, как в одежду, особенно мы, сподобившиеся этого ангельского жития. Так, возлюбленные, примем эту меру, это прекрасное и совершенное правило отцов, до нас живших: «Не сего дня только воздерживайся, а завтра давай обеды; не сегодня только пей воду, а завтра домогайся вина; не сегодня только ходи необутый, а завтра ищи себе башмаков или туфель; не сегодня только носи власяницу, а завтра дорогую ткань; не сегодня только храни простоту, а завтра убранство; не сегодня только будь кроток и смирен, а завтра высокомерен и горд; не сегодня только безмолвен и послушен, а завтра безчинен и неуступчив; не сегодня только предавайся плачу и рыданию, а завтра смеху и равнодушию; не сегодня только спи на голой земле, а завтра почивай на мягком ложе». Но удержи для себя одно правило, возлюбленный, по которому мог бы ты благоугодить Богу и принести пользу себе и ближнему. Если будешь сам себя умерщвлять и живешь один, то послушай, что говорит Владыка: И якоже хощете да творят вам человецы, и вы творите им такожде (Лк. 6, 31). А если по причине умерщвления плоти тебе всегда нужна услуга других, то берегись делать вред своему ближнему.

Поэтому-то совершенные отцы, утвердившись в оном правиле, начатое ими до самой кончины совершали беспрепятственно; по сорок или по пятьдесят лет не изменяли своего правила, то есть прекрасного и безукоризненного воздержания, соблюдаемого относительно пищи, языка, возлежания на голой земле, смиренномудрия, кротости, веры и любви, которая составляет узел совершенного и духовного назидания, а сверх этого нестяжательности, безмолвия от всего земного, честной жизни, неусыпности и молитвы, соединенной с плачем и сокрушением, а от смеха удерживались, не дозволяя себе даже улыбки; гордость была ими попрана; гнев и раздражение, остыв, не имели в них места; золото и серебро потеряло для них всякую цену; и, одним словом, они очистили себя. Поэтому и Бог вселился и прославился в них, и одни, сами их видя, а другие, слыша о них, прославляли Бога.

А если кто не очистит себя от всякого лукавого дела, от нечистых помыслов, от порочных желаний, от гнева, раздражительности, зависти, гордыни, тщеславия, ненависти, прекословия, клеветы, пустословия, беспечности (и к чему перечислять мне все теперь поодиночке?), одним словом, от всего, что ненавистно Богу, и если, отвратившись, не будет держать себя вдали от этого, то не вселится в нем Бог. Скажи мне: если бы кто вздумал бросить тебя в грязь, для того чтобы ты навсегда там оставался, то перенес ли бы ты это? Итак, если даже ты, червь, не согласишься терпеть этого, то как же нескверному, пречистому, единому, святому и во святых почивающему Богу можно обитать в тебе, наполненном таким зловонием.

Поэтому очистим себя, возлюбленные, чтобы Бог вселился в нас, и мы сподобились обетовании Его. Не будем оскорблять святого Его имени, призванного на нас, да не хулится ради нас имя Бога нашего. Пощадим самих себя и уразумеем, что имя наше однозвучно с именем Христовым. Ему имя Христос, а мы называемся христианами. Дух (есть) Бог (Ин. 4, 24); станем и мы духовными. А идеже Дух Господень, ту свобода (2 Кор. 3, 17). Постараемся приобрести эту свободу. Размыслим, какого жития удостоил Он нас; вразумимся, что на брак Свой призвал Он нас; возлюбим сами себя, как Он возлюбил нас; возлюбим Его, чтобы прославил Он нас; будем внимательны к себе, чтобы в день суда не подпасть двойному наказанию, потому что оставили мы мир, –