винтовку никому не доверяю. Особенно тебе, молочнику.

– Какой же я молочник?

– Это ж ты туда-сюда бегал и кричал: «Молоко! Молоко!»

– Ладно, не жмись. Я ее не съем.

Григорьев неохотно протянул снайперку. Сараскин бережно взял ее, поднес поближе к лицу, прочитал надпись на табличке, прикрепленной к прикладу.

– Лучшему снайперу Северо-Западного фронта лейтенанту Григорьеву Н.Т.

Сараскин присвистнул.

– Ни хрена себе, лучший снайпер фронта. Упорхнула моя фляжечка, упорхнула родимая, только я ее и видел.

Все захохотали.

До полудня шли стрельбы. Результатами огневой подготовки Баталин остался доволен. Все офицеры, а также старшина Сараскин и сержант Пивоварова стрелять умели вполне прилично. Хотя работать было над чем.

После обеда полчаса отдыха. Рядом с Баталиным присел Коскинен.

– Вот что я подумал, Серега. Хорошо бы обратиться к Селезневу, чтобы нам вместо ППШ выдали немецкий МП. Шпагинский автомат – машина надежная, но вес, сам понимаешь. В нашем деле лишний грамм тянет.

– Не боишься, что обвинят в непатриотизме, мой финский друг.

– Я надеюсь ты к Селезневу пойдешь, а не в особый отдел. А Павел Николаевич человек здравый, опытный, уверен, он нас поймет.

– Уже понял. Нам дают ППС. Пистолет-пулемет конструктора Судаева. Новое оружие. Только-только начало поступать в войска. Со снаряженным магазином на кило двести меньше, чем фашист, и на на кило семьсот, чем шпагинский. Слышал о таком?

– Слышал, но не видел.

– Теперь не только увидишь, но и обласкаешь его, как девушку, пристреляешь. Вооружен будешь до зубов.

Сергей похлопал заместителя по плечу.

– А теперь, товарищ лейтенант, строй группу.

Коскинен подал команду. Разведчики построились в шеренгу. Баталин вышел перед строем. В руках у него был нож. Обычный нож разведчика РН-40. В войсках его чаще называют «десантным».

– Боевой нож для разведчика – самое близкое и родное оружие. Это, по сути, третья его рука. Она становится частью бойца. На короткой дистанции нож по своей эффективности нередко превосходит огнестрельное оружие. Его можно быстрее выхватить и применить, чем, например, пистолет. Он компактен и бесшумен. Однако нож почти бесполезен в руках неподготовленного воина.

Командир разведгруппы неожиданно развернулся… Резкий взмах руки, мощный бросок, и лезвие ножа с глухим стуком вошло в грудь «Геббельса». Солдаты из полигонной команды, которые готовили оборудование для тренировки, прозвали эту вырезенную из дерева ростовую фигуру человека – «Геббельсом». Правда, он больше напоминал Геринга, но разведчики не стали переубеждать полигонщиков.

– Примерно так летают ножи в кино. Но мы с вами не в кинемотографе, а на войне. Боевой нож создается для рукопашной схватки. Именно таким образом он должен использоваться. Мы будем отрабатывать технику ножевого боя – удары, уколы, блокирование и захваты, обезоруживание противника.

– А как же метание? – с удивлением спросил Гречин.

– Признаюсь вам, сложное у меня отношение к метанию, – вздохнул Баталин. – Мне, кажется, метать боевой нож надо только в самых крайних обстоятельствах. Это ведь очень сложное дело, даже если вы научились искусно поражать неподвижную мишень, того же «Геббельса». В бою все по-иному – напряжение, обстановка, действия врага… Вы отрабатывали действия на три метра, а немец оказался ближе или дальше.

– Почему только на три, командир? Можно отрабатывать на пять, а если надо и на семь. Кто нам мешает? – вступил в разговор Сараскин.

– Смотрю, тут много защитников метания ножа. Я тоже за, но хочу обратить ваше внимание, что метание – это самое сложное из техники ножевого боя.

– Видимо, надо добавить, – поднял руку Коскинен, – что метание ножа можно успешно применять из засады, когда фашист ни о чем не подозревает. У меня был случай, я замахнулся и понял: не достану. Но это помогло. Немец присел, и мне хватило этих секунд, чтобы уйти из-под огня. В бою всякое случается. Бывает, и рукояткой так приложишься по черепку, что он и крякнуть не успеет.

Разведчики заулыбались, заговорили…

– Кстати, а кто прежде метал ножи? – поинтересовался Сергей.

Руку подняли Коскинен, Григорьев, Никеров неопределенно пожимал плечами. Гречин и Грибной скромно молчали. Заметив это, Баталин поддержал их.

– Товарищи инженеры, не тушуйтесь. У вас другая специализация.

– Чего тут баланду травить, метал не метал. Вышел – и на деле показал. Одним ударом прикончил «Геббельса», – заявил Сараскин.

– Легко языком брякнуть, – усмехнулся Коскинен, выразительно глядя на старшину.

Такого Сараскин выдержать не мог. Он вышел вперед, картинно выбросил руку.

– Ножи, товарищ командир!

Баталин протянул пять ножей. Старшина без подготовки, не принимая стойки, не выцеливая, буквально вколотил в «Геббельса» все ножи.

– Во дает! – восторженно, словно мальчишка, произнес военинженер Грибной. Анна закричала «Ура!» и захлопала в ладоши. Ее поддержали остальные.

– Товарищ старшина, а можно поразить «Геббельса» не только в грудь, а в разные части тела? – спросила с наивной улыбочкой Пивоварова.

– Зачем?

– Например, попасть в руку, чтобы враг не смог выстрелить из пистолета.

Сараскин с ухмылкой покачал головой.

– Деточка, ножи метать, не в куклы играть. Слышала, что сказал командир – высшее мастерство!

– А можно мне попробовать?

– Не-не…Нельзя, – наотрез отказал Сараскин. – Пальчики порежешь, как тогда на ключе плясать будешь.

Но Анна настаивала. Старшина просмотрел на командира. Тот согласно кивнул. Пивоварова взяла ножи. В маленькой девичьей ладошке десантный нож казался большим и неуклюжим. Однако по тому, как радистка взяла первый нож, Баталин отметил, что хват у нее вполне уверенный и профессиональный. Засек это и Коскинен.

– Егор, а ты не хочешь пари с Анной заключить на фляжку спирта. Ей она все равно ни к чему, а ты отыграешься наконец.

– Что вы говорите, товарищ лейтенант, пари с девочкой… Я же не изверг какой-то, последнее у ребенка отбирать.

Пивоварова шагнула на исходную. Взмах… Бросок… И нож воткнулся в голову «Геббельса». Еще взмах… Нож словно продолжение руки… Удар сухой и хлесткий – и лезвие вошло в правую руку манекена. Третий мах – и левая конечность получает свой клинок. Четвертый поражает сердце. Пятый Анна вогнала в самый низ деревянного человека. Считай, в причинное место «Геббельса».

Общий вздох… Крики восхищения, и офицеры бросились поздравлять Анну. Кто-то жал ей руку, кто-то пытался поцеловать. Радости не было предела.

Когда все успокоились, Сараскин признал себя побежденным.

– Ай да Анька! Всех сделала! Даже меня. Теперь признавайся, откуда все это?

– От дядьки.

– Ну-ка, ну-ка, от какого дядьки? – прищурился старшина.

– От моего родного, брата мамы. Я жила в деревне, а в городе у мамы был брат. Работал в цирке. Каждое лето я у него гостила. Чего только не перепробовала: и по проволоке ходить, и на лошадях скакать, но больше всего мне нравилось метание ножей. Может, видели, был такой популярный номер: громкий барабанный бой, на большом кругу вращается ассистентка, мой дядя