вечером Солнце зашел проверить, как идет подготовка материалов, и его насмешила шутка Саши: не стоит ли им захватить с собой теплую одежду на случай, если их ждет «путешествие в ГУЛАГ»? Солнце, в свою очередь, вспоминает, как он контролировал подготовку не только плакатов, но и всего мероприятия:

Да много трудов ему стоило чтобы идея обрела матерьяльность. Как тяжело было организовать из пугливых, неверящих, своенравных и вообще диких парней и девчонок хорошую колонну демонстрантов. Сколько раз он повторял: «Ни грамма вина, нормальный вид! Это же первая! Надо чтоб было хорошо! Чтоб нам поверили! И тогда нас перестанут трогать!» И ребята поверили. Это была его первая победа. Потом возник вопрос какие должны быть плакаты, какие лозунги. Были кошмарные предложения, но и тут он добился победы. Все лозунги были подобраны в духе демонстрации, а не «все о разном»[231].

Ил. 14. Первая страница рассказа «Солнце», рукопись Юрия Буракова. Из личного архива В. Буракова

Далее Солнце снова возвращается к лозунгам, поясняя, чтó побудило его и его друзей организовать что-то похожее по форме на проверенные практикой ритуалы советской общественной жизни:

«…Людей много и получается что кто-то говорит за НАС. А мы хотим сами за себя сказать: „Нет войне!“ чтоб все видели, чтоб все знали, что нас интересует не только музыка, но и судьба незнакомых людей, которые каждую минуту могут быть убитыми. „Мы не хотим крови!“ Пусть лучше смех, вместо судорог смерти. „Цветы вместо могил!“ пускай вся земля станет красивым садом, а не серым кладбищем», — торопливо перебирая плакаты говорил он художникам[232].

Вася Лонг вспоминал, что один человек из хипповской тусовки, Сергей Колпаков, работал чертежником в архитектурном бюро. У него были ключи от помещения бюро, и они с товарищами всю ночь рисовали плакаты с лозунгами, список которых был согласован в Моссовете. По словам Лонга, у Солнца «была неформальная такая бумажечка: вот это пишите, а другого ничего не надо»[233]. Не все хиппи были согласны с благородной идеей Солнца приблизить хиппи к советскому обществу — а некоторые вообще о ней и не знали. Например, Ильин-Томич вспоминал, что во вьетнамском вопросе он тогда поддерживал официальную политику США. Однако его убедили доводы Солнца о том, что демонстрация давала им шанс показать властям: хиппи и длинноволосая молодежь вовсе не бесполезные члены общества, а глубоко мыслящие неравнодушные советские граждане. Кто-то увидел в демонстрации возможность весело провести время. Кто-то просто во всем доверял Солнцу. А некоторые попали на демонстрацию случайно[234]. Вася Лонг проницательно связал это с советскими традициями: «Демонстрация в те времена — это праздник. Первомайская демонстрация, 7 ноября демонстрация. Ну почему бы не [пойти] — демонстрация всегда праздник»[235].

Какова бы ни была мотивация участников, на Психодроме, по словам Васи Лонга, было «море голов». «Сначала [мы] сидели, стояли. Ждали. Потом прибежал персонаж по прозвищу Ништяк и говорит: „Забрали только что при мне, недалеко от Пушки, Солнце и Баба-Длинного“»[236]. Александр Ильин-Томич вспоминает, что заметил несколько странного вида мужчин, стоявших на ступеньках здания психологического факультета. Это не были хиппи, но и на сотрудников КГБ они не были похожи. Скорее они выглядели как «мелкие фарцовщики — не такие, какие толпились у „Метрополя“, а такие, какие собирались у железнодорожных вокзалов»[237]. Хиппи по кличке Енин — еще один юноша с хорошими связями — громко объявил, что ему позвонил его «дядя» и сказал, что милиция будет сегодня «с ними» (то есть на их стороне). И пока Ильин удивлялся, почему арестовали Солнце и Джаггера, раз милиция собирается быть «с ними», какой-то человек закричал со ступенек: «Просьба не расходиться! Мероприятие закончено! Никому не выходить!»[238] Вася Лонг стоял неподалеку: «И все так еще построились, с этими лозунгами, буквально шаг сделали — и тут спереди, из кустов выходят, как в кино, несколько человек в штатском, с книжечкой: „Ребята, всем оставаться на месте“, мирно так. Ну и тут я понял, что сейчас произойдет»[239]. В этот момент Вася Лонг и три его литовских друга поняли, что пора бежать; за ними, по случайному совпадению, последовал Ильин. Они мчались через сквозные университетские дворы, прорываясь через кордоны оперативников, которые смыкались у них за спиной. Благодаря стройке рядом с гостиницей «Националь» они смогли пробраться к улице Горького и прыгнули в отъезжающий от остановки троллейбус № 20. «Мы влетели в этот троллейбус, на пол — чтобы не видно, и водитель, молодец, двери закрыл и поехал. И видим, те, которые за нами бежали, выскочили и головами крутят. Скорее всего, [судя] по виду, это были оперотрядники, комсомольского вида ребята»[240]. Когда троллейбус дважды повернул направо и поехал по улице Герцена (Большая Никитская сейчас), они увидели, как милиционеры ведут их друзей и сажают в автобусы. Ильин-Томич заметил, что к его другу Игорю Окуджаве подъехала «Волга»[241]. «Хроника» также сообщала, что «самых длинноволосых» посадили в «Волги»[242], но это было наблюдение постороннего человека, не участника событий. К этому моменту настоящий лидер и его ближний круг уже находились в отделениях милиции и комсомольского патруля на задворках памятника Долгорукому.

В рассказе Солнца говорится, что к 6:20 вечера к городскому штабу подъезжали автобусы, развозившие задержанных «хиппи, похожих на хиппи и остальных». «Получали указания и следовали дальше, развозя демонстрантов по отделениям. Там их подвергали допросу и составляли на каждого подробное досье. Им не давали есть и спать всю ночь. Беспрерывно будили, задавая самые нелепые вопросы. К утру некоторых отпустили, записав привод, а других подстригли, осудив на короткий срок заключения в специальный лагерь. Они были возмущены до предела, негодовали, не понимали, что с ними происходит»[243]. Один из задержанных, Максим Капитановский — барабанщик, игравший в разных московских группах и знавший многих людей из тусовки, — был в это время около университета совершенно по другому делу: он пришел на юридический факультет сдавать зачет. Он был секретарем комсомольской организации заводского цеха, поэтому выглядел совсем не как остальные демонстранты: с короткой стрижкой, в костюме и с галстуком. Тем не менее, когда всех рассадили по автобусам (по словам Капитановского, люди думали, что их подвезут прямо к американскому посольству), его