Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Эн, нет! Мне бы вот полкана получить, да с квартиркой бы определиться…
– Да будет у тебя и то, и другое, и машина, и дача…
– Да откуда же им взяться? – удивился Макеев.
– А вот будет всё! Я пока не знаю, но верю, что будет. Надо лишь чуток подождать.
Так уж случается, что одни уходят на пенсию, на их место приходят другие, происходит своеобразный круговорот, или даже ротация кадров. Однокашники Лобова долго не засиживались на одном месте. Тех, кто служил, а не преподавал – таковых было мало, перемещали по стране с севера на юг, с востока на запад. Были счастливчики, которым удавалось осесть в крупных городах, и даже в Ленинграде или Москве. Лобов зацепился за Ленинград и куда-нибудь переезжать, пусть хоть и в Москву, он просто не хотел.
А Макеев был, как теперь стало модно этим козырять – потомственным, т. е. коренным ленинградцем.
* * *
После подавления стрелецкого бунта 1698 года одна из женщин, трое сыновей которой принимали участие и все трое были схвачены, умоляла Петра оставить им жизнь. Петр отказал ей, так как вина их была доказана, а преступления, ими совершенные, карались смертью.
И все же несчастная мать вымолила у царя жизнь одного из трех – самого младшего. Царь разрешил ей попрощаться с двумя приговоренными к смерти и забрать из тюрьмы младшего.
Мать долго прощалась с сыновьями и, наконец, вышла с помилованным сыном на волю. И когда они уже прошли ворота тюрьмы, ее сын вдруг упал и, ударившись головой о большой камень, умер мгновенно. Петру донесли о случившемся, и он был настолько сильно поражен этим, что впоследствии очень редко миловал преступников, если их вина была достаточна и очевидна.
Скорее всего, данная глава может показаться странной любому, кто не знает ничего о диссертациях, о тех благах, которые появляются у обладателей ученых степеней. Достаточно заметить, что даже президенты России – и те – обладатели ученых степеней. Хотя, разумеется, ни один из них в науке не наследил, но дипломы имеются.
В современном мире когорта ученых делится на несколько групп. Самая большая, речь пойдет о постсоветском пространстве, это те, которым помогли!
Оба-на! Стоп! Это роман или это какая-то аналитическая секретная справка? Это что за разглашение тайны? Да кто ты такой, писатель хренов? У тебя что, есть ученое звание или ученая степень? Да какое право ты имеешь об этом даже думать? Тебе нельзя не только писать, говорить нельзя! Ты понял, бля? Чмо, бля!
И, действительно, а как я, простой слесарь-сантехник, пописывающий романчики в свободное от телевизора время…. и вдруг взял, да и написал про святую святых? Про то, о чем не принято даже в кулуарах говорить?!
Извини, читатель, больше не буду. Честно!
Итак, значит, на чем это мы остановились? Ах, да, на том, что Николай Михайлович собирал 5 лет после утверждения темы материал для своей диссертации, а самой диссертации как не было, так и даже намеков на её появление в обозримом будущем не возникало.
– Витя, я не понимаю, что я, это самое, значит, вот, делаю не так, а? – Николай Михайлович с Виктором Александровичем перешли ко второй бутылке водки, то и дело беленькую полируя пивом.
– Коля, всё нормально, не переживай, – успокаивал друга Макеев.
– Слушай, ты же знаешь, Вить, как мне стать кандидатом?! – пить уже не хотелось, но рука автоматически наливала стопку за стопкой. Друзья чокались, пили, полировали пивом. Закуска стояла почти нетронутой. Да, так бывает. Бывает…
– Коля, тебе нужен паровоз, – Макеев сквозь пелену прищуренных глаз посмотрел на пьяного Лобова, – паровоз.
– Ты…
– Не, я не паровоз.
– А я?
– И ты…
– Так мы, что, значит, с тобой оба не паровозы, да? – подытожил Лобов.
– Да, – согласился абсолютно пьяный Макеев со столь важным выводом своего собутыльника.
– Вить, а давай допьём и пойдём?!
– Давай, – у Макеева появилась слюнка, которую он пытался тщетно втянуть, но вместо этого раздавались лишь странные звуки и слюна то всасывалась, то выходила наружу, но при этом её становилось всё больше и больше. Она начинала капать, и тогда в ход шла правая рука, в которой был намертво зажат полупустой с пивом стакан, куда, собственно говоря, и падала в конце-концов слюна, объединяясь моментально с пивной пеной и маленькой сопелькой, коварно падавшей прямо в стакан.
– Витёк, вот знаешь, за что я тебя люблю? – Лобов изловчился и левой рукой под столом схватил колено Макеева и сжал так крепко, что приятель даже подскочил на месте.
– Коля, не надо, а?!
– Нет, я скажу тебе, скажу, – не унимался Лобов.
Тут надо прерваться, т. к. этот пьяный базар длился ещё часа два. Друзья в итоге заказали ещё одну бутылку водки, три бутылки пива и одну на двоих двойную порцию шашлыка.
Ну, мужики-то меня понимают, что так или примерно так бывает практически с каждым, а вот женщин, обычно, воротит и мутит от столь пикантных подробностей, поскольку они никогда до такого состояния не напиваются и им это противно и т. д., и т. п.
Вопрос: А жёны никогда не наблюдали своих мужчин (мужей, любовников, друзей…) в таком скотском состоянии? Нет? Да? Да, что вы? Да, неужели? Ну, конечно! Да, разумеется, я так и подумал…
– Сколько раз я просила тебя: не гуляй за гаражами!
– Мам, но там же все пацаны со двора гуляют!
– Вот именно! Ты – девочка!!!
История эта случилась с Виктором Ивановичем Захаровым, молодым подполковником, имевшем двойной гараж, т. е. гараж на две машины, паровозиком. Он особо не выделялся среди других, такого же формата гаражей, если не считать высоты и ширины. Среди нескольких сотен гаражей кооператива было два десятка нестандартных, двухэтажных, длинных, широких, угловых и всяких там ещё. Все нестандартные гаражи стояли не обособленно, а по 5-10 подряд среди обычных, создавая некоторое разнообразие в гаражной архитектуре.
Свой нестандарт Виктор Иванович сделал на стадии окончания строительства кооператива, который начинали строить ещё на заре перестройки, а полностью закончили в лихие 90-ые.
Случилось как-то, была гаражная пьянка, офицерское собрание гаражников. Ранним вечером, в осеннюю пятницу трое старших офицеров, загнавших в свои стойла своих стальных жеребцов, отмечали трехсотлетие граненого стакана. Пьянствовали в гараже военпреда одного из оборонных промышленных ленинградских гигантов. Гараж был просто заточен под супружескую измену, под пьянство, под разного рода тусовки. Он был нестандартным, с комнатой отдыха в дальнем торце, где стоял обычный полутора-спальный диван, большой кухонный стол, два старых кожаных кресла, две табуретки. На стенах были шкафчики, полочки, телевизор, микроволновка. Рядом с холодильником стоял умывальник и мощный теплообогреватель – печка. Был уют, интим и было много дерева. Весь гараж был обшит дорогой вагонкой.