– Ага. Дамочка не простая, я ж говорил, он помешан наумных бабах, так что тебе ничего не светит, радость моя, а жаль. Эта к тому жеизвестная журналистка. Жутко идейная. Свобода, равенство и братство, хотьсейчас на баррикады.

– Серьезно? Как же идейную так угораздило?

– Все вы, интеллигенты хреновы, болтаете одно, аделаете другое. И эта не исключение.

– Известная журналистка? – не отставала я. –Всемирно известна в нашем городе?

– А вот тут ты не права, – хмыкнул Ник. –Действительно известная. Да ты о ней наверняка слышала, Кузьминская еефамилия. – Я пожала плечами. – Не слышала? Ну и ладно. Мать живет внашем городе. У старушенции рак, врачи говорят, долго не протянет. Вот дочуркав ожидании ее скорой кончины здесь и зависла, а чтобы жизнь пресной неказалась, крутит любовь с нашим всемогущим. По слухам, башню у него начистоснесло, жениться собрался. Сладкая парочка, – хихикнул Ник.

– Что-то ты настроен чересчур критично, – съязвилая.

– Еще бы, народ вокруг напивается на халяву, а я, какраспоследний идиот, ни в одном глазу. Ладно, устрою себе завтра именины сердца.

– На меня не рассчитывай, – предупредила я.

– Что так?

– Я сегодня напьюсь, с Рахмановым.

– Кстати, о нашем золотом мальчике. Пожалуй, мне стоитнырнуть в тень, вон как он глазищами зыркает, не нравится ему наша нежнаядружба.

– Не очень-то ты его боишься, – усомнилась я.

– А я вообще никого не боюсь. Вру. Боюсь пропуститьсчастливый миг удачи. Удача ведь баба, а с бабами надо ухо востро держать. Ксчастью, я знаю, как с ними обращаться. – Ник весело мне подмигнул.

– Сукин сын, – сказала я, а он ответил:

– Стараюсь, – и поспешил отчалить.

Ко мне тут же подскочил какой-то толстяк с мутными отвыпитого глазками и запел о моей красоте. Я старательно делала вид, что егословеса произвели впечатление. Мне хотелось поскорее уйти отсюда, я избегалавстречи с Кузьминской, но то и дело натыкалась на нее взглядом. Вне всякогосомнения, она была королевой бала. Долгих рядом с ней сиял тульским самоваром.Наконец подошел Рахманов:

– Сматываемся.

И мы, ни с кем не прощаясь, улизнули с торжественногомероприятия.

Утром я страдала от головной боли и несбывшихся надежд.Олег, выпивший накануне лишнего, до обеда провалялся в постели, потом потащилменя в ресторан. Выпив и закусив, вспомнил о делах и вскоре уехал. А яотправилась бродить по улицам, усердно гоня прочь мысли о Елене. Нет, значит,нет. Проехали.

В Интернет-кафе я больше не заглядывала, на нашей с нейвнезапно возникшей дружбе поставила крест, но все оказалось не так просто.

В следующий понедельник, когда я без дела слонялась поквартире, зазвонил телефон. Я сняла трубку, решив, что это Машка, и услышала:

– Я могу поговорить с Юлей?

– Можете.

– Это Елена Кузьминская.

– Отлично. Но я вас не знаю.

– Юля, нам надо встретиться.

– С какой стати? – удивилась я.

– Я бы не хотела объясняться по телефону. Давайтевстретимся и поговорим. Это важно.

– Ей-богу, я не понимаю, зачем нам встречаться и о чемговорить.

– Я объясню. Можете подъехать в кафе «Пилигрим»? Это наокраине, в юго-западном районе, улица Победы.

– Да знаю я, где это, – буркнула я и повесилатрубку.

Звонок, признаться, удивил. Что ей от меня понадобилось?Наше мимолетное знакомство не предполагало встреч и бесед по душам. Не оченьпредставляя, чего следует ждать, я поехала в «Пилигрим». Она уже была в кафе,сидела за столиком в углу в скромном платье цвета шоколада, но все равновыглядела ослепительной красавицей. Хотя, может, только я так думала?Немногочисленные посетители кафе, казалось, не обращали на нее никакоговнимания.

– Так это вы, – сказала я, садясь рядом. –Удивили.

– Что-нибудь закажете? – спросила она нескольконапряженно.

– Кофе.

– Отлично. – Она позвала официантку и сделалазаказ.

– Давайте не тратить время зря, – предложила я.

– Юля, – начала она медленно и вдругсбилась. – Знаете, у вас взгляд очень… неприятный.

– Что там взгляд, – усмехнулась я. – Я самачеловек неприятный.

– Может быть, не буду спорить, но… – Она вновь сделалапаузу, подыскивая слова, что меня удивило, по моему мнению, журналисты народречистый. – Я хочу вас предупредить, что о нашей встрече никто не знает.

– Да? В этом есть какой-то смысл?

– Я расспрашивала о вас. Очень осторожно, то есть яспросила у Вадима Георгиевича, он назвал вашу фамилию, сказал, что ваш отецпреподает в университете. В общем, это выглядело как обычное любопытство. Уменя в этом городе есть старый друг, вместе учились в школе когда-то. Онработает в прокуратуре. Честный и порядочный человек. Я обратилась к нему, ион… он кое-что знает о вас.

– Не сомневаюсь. Елена Сергеевна, я в толк не возьму,зачем вы себя так утруждали?

– Ведь это вы мне писали, Юля, – выдохнулаона. – Вы думали, я вас не узнаю? Вы были в магазине, я подписала вамкнигу, а потом мы… подождите, не уходите, – схватила она меня заруку. – Я знаю, что это вы.

– Допустим, ну и что?

– Вы… мне не ответили на последнее письмо.

– Не было времени, да и желание пропало.

– Почему?

Я не знала, что ей ответить, то есть я, конечно, знала, номне не хотелось говорить. Я сама столько раз шла на компромисс с собственнойсовестью, и теперь, когда решила поступить иначе, как я могу требовать того жеот других? Но ее взгляд, внимательный, напряженный, ее полуулыбка, которой онакак будто извинялась, раздражали меня. Я боялась ответить что-то резкое, злое ис трудом сдерживалась.

– Я, пожалуй, все-таки пойду, – усмехнулась я. опятьподнимаясь, но она вновь остановила меня:

– Юля… вы не против, что я вас так называю?

– Не против.

– Мне казалось, для вас это важно… я имею в виду нашупереписку. И это было важно для меня. Поверьте… И то, что вы внезапно…