— Столько хватит?

По его лицу, даже по его шумному дыханию было понятно — попроси я больше денег, и он их добудет. Отчасти мне этого даже хотелось. Упиваться новым для меня чувством власти, проверить, надолго ли еще его хватит. Но тут мы оба вздрогнули: в комнату прискакал Тики. Он фыркал, тыкался носом в ноги Тедди. Я заметила, что у пса даже язык был в пятнах, волнисто-розовый в черную крапинку.

— Вполне. — Я засунула деньги в карман.

Мокрые шорты кусались хлором.

— А когда товар принесешь? — спросил Тедди.

Я даже не сразу поняла, чего он на меня так многозначительно смотрит. Ах да, обещанная “наркота”.

Чуть не забыла, что я у него не просто денег вытребовала. Увидев мое лицо, он исправился:

— Ну, то есть, спешки никакой нет. Если это быстро не делается, ну или еще что.

— Сложно сказать.

Тики обнюхивал мою промежность, я оттолкнула его нос — грубее, чем хотела, перемазав ладонь в собачьих слюнях. Внезапно мне невыносимо захотелось уйти отсюда.

— Наверное, скоро, — я пошла к двери, — принесу, когда достану.

— Ага, — сказал Тедди. — Ага, хорошо.

На крыльце меня охватило неловкое ощущение, будто я — хозяйка дома, а Тедди у меня в гостях. Музыка ветра над дверью подергивалась в слабой песенке. Солнце, деревья, белесые холмы вдали, казалось, манили великими свободами — теперь можно забыть о сделанном, окунуться в другие хлопоты. В кармане лежал приятный, мясистый прямоугольничек купюр. Я посмотрела на веснушчатое лицо Тедди, и на меня вдруг нахлынула внезапная целомудренная нежность — будто к младшему братишке. Как нежно он тогда нянчил бездомного котенка.

— До скорого, — сказала я и, наклонившись, поцеловала его в щеку. Я похвалила себя за этот милый жест, за доброту, но тут Тедди вильнул бедрами, сжал их, будто хотел прикрыться, и, выпрямившись, я увидела, как эрекция упрямо рвется из его джинсов.

Почти весь путь можно было проделать на велосипеде. Адоброуд — дорога пустынная, так, проедет изредка мотоцикл или коневозка. Если появлялась машина — значит, кто-то ехал на ранчо, и тогда я доезжала с ними, выставив велосипед в окно. Девочки в шортах и деревянных сандалиях, с пластмассовыми колечками из автоматов возле “Рексолла” [7]. Вечно сбивавшиеся с мысли мальчики, которые, очнувшись, остолбенело улыбались, словно вернувшиеся на землю космические туристы. Мы обменивались едва заметными кивками, все ловили одни и те же невидимые частоты.

Я не то чтобы не помнила, как жила до Сюзанны и девочек, но жизнь эта была ограниченной, предсказуемой, все предметы и все люди находились на понятных орбитах. Бисквитный торт, который мать пекла на каждый мой день рождения, плотный, подмерзший в холодильнике. Девочки из школы, которые перекусывали, сидя на рюкзаках прямо на асфальте. С тех пор как я повстречала Сюзанну, моя жизнь на этом фоне вдруг проступила четким, загадочным рельефом, за изведанным миром оказался другой мир, потайной ход за книжным шкафом. Бывало, я ела яблоко и ловила себя на том, что благодарна за каждый проглоченный мной кусок сочной мякоти. На дубовых листьях над головой вдруг оседлали прозрачные капли росы. Все казалось подсказками к загадке, которую можно было и поотгадывать, хоть я об этом и не знала.

Мы с Сюзанной прошли мимо припаркованных у крыльца мотоциклов, огромных, грузных, как коровы. Мужчины в джинсовых жилетах сидели рядом на камнях и курили. От запаха лам в загончике воздух кусался: занятная смесь пота, сена и засохшего на солнце навоза.

— Эй, зайки, — окликнул нас какой-то мужик. Потягиваясь так, что пузо расперло рубаху девятым месяцем.

Сюзанна улыбнулась в ответ, но меня увела.

— С ними постоишь, сразу лапать начинают, — сказала она, но все равно расправила плечи, чтобы грудь торчала заметнее.

Когда я оглянулась, мужик по-змеиному быстро несколько раз высунул язык.

— Но вообще Расселл всем помогает, — сказала Сюзанна. — И знаешь что — с этими мотоциклистами свиньи не связываются. А это важно.

— Почему?

— Потому что копы ненавидят Расселла, — ответила она так, словно это было нечто само собой разумеющееся. — Они ненавидят всех, кто хочет освободить людей от системы. Но пока эти ребята тут, они держатся от нас подальше. — Она покачала головой. — А самая херня-то в чем? Свиньи — такие же пленники системы. В этих своих сраных начищенных ботинках.

Я всеми силами подогревала в себе праведное негодование: мы с истиной были в одной лодке. Сюзанна вела меня на луг за домом, откуда доносился костровой гул слаженных голосов. В кармане у меня лежала туго скрученная пачка денег, и я все порывалась рассказать о них Сюзанне, но никак не решалась, боясь, что это слишком скудное подношение. В конце концов, пока мы шли к остальным, я тронула ее плечо.

— Я могу еще достать, — нервничая, сказала я.

Мне просто хотелось рассказать ей о деньгах, я воображала, что сама отдам их Расселлу. Но Сюзанна быстро меня в этом разубедила. Я решила не обращать внимания на то, как проворно она выхватила у меня деньги, как сосчитала их взглядом. Было видно, что сумма ее приятно удивила.

— Молодец.

Солнце упиралось в жестяные сараюшки, дробило дымок. Кто-то зажег ароматическую палочку, но она то и дело затухала. Расселл переводил взгляд с одного лица на другое — мы все сидели у его ног, — и я покраснела, когда он посмотрел мне в глаза. Похоже, он совершенно не удивился тому, что я вернулась. Сюзанна положила руку мне на спину — легонько, властно, и на меня нахлынула тишина — будто я в кинотеатре или в церкви. Ее рука на спине словно парализовала меня, я ощущала ее всем телом. Донна теребила прядки рыжих волос. Сплетала их в тугие ажурные косички, отпиливая посекшиеся концы заостренными ногтями.

Когда Расселл пел, он казался моложе. Всклокоченные волосы он собрал в хвост, а на гитаре играл забавно, театрально, будто ковбой из вестерна. Не скажу, конечно, что лучше голоса я в жизни не слышала, но в тот день — солнце у меня на ногах, щетинка мятлика, — в тот день его голос так и скользил по мне, им был пропитан сам воздух, и меня как будто пригвоздило к земле. Я не смогла бы уйти, даже если бы захотела, даже если бы мне и было куда идти.

Расселл допел песню, наступило затишье, и Сюзанна в наглухо пропылившемся платье пробралась к нему. Зашептала что-то ему на ухо, выражение лица у него изменилось, он кивнул. Сжал ее плечо. Она сунула ему пачку денег, и Расселл положил их в карман. Придержал его пальцами, будто благословляя.

Расселл сощурился:

— Прекрасные новости. Дорогуши, у нас появились кое-какие средства. А все потому, что кто-то доверился нам, доверил нам свое сердце.

По мне будто искорка пробежала. Внезапно оказалось, что все было не зря — выуживание денег из материнского кошелька, тишина в спальне у родителей Тедди. Махом вся тревога ушла, на ее место заступило чувство, что я тут не чужая. Сюзанна с обрадованным видом юркнула обратно ко мне.