Она обнаруживает себя у статуи, проводит пальцами по гладкому мрамору простертой руки Святой Осанны. Камень словно гудит под ее рукой, и Люси сжимает пальцы, ощущая, как под ними расцветает тепло. Каким-то образом она знает, что здесь есть жизнь – в той или иной форме, может быть даже такая, как у нее. Если Люси смогла вернуться, собрав тело из окружающих стихий, почему бы статуе не стать прибежищем души?

Позади раздается скрип шагов по снегу, и она оборачивается – как раз вовремя, чтобы перехватить Джея, который уже было прошел мимо, не заметив ее.

– Джей.

Он останавливается и рассеянно смотрит на девушку, потом смаргивает, сосредоточившись.

– Привет, рокерша!

Он подходит к ней, по пути одарив скептическим взглядом статую, и садится рядом на скамейку. Несколько секунд они оба молчат, потом парень спрашивает:

– Как он там был, когда ты уходила?

– Похоже, все в порядке, – отвечает Люси, заправляя волосы за уши. – Все думаю о том, что он действительно мог умереть.

Джей яростно трясет головой.

– Ты просто не знаешь Колина, как я. Колин никогда не спрашивает себя, может он то-то сделать или нет. Он просто делает это. То, что ты на озере видела – это еще цветочки. Прошлым летом мы на парашютах прыгали с моим папой, так он за кольцо дернул в самый последний момент и приземлился легче, чем мы все. Звучит безумно, конечно, но Колин вообще не знает, что такое смерть.

Пальцы у Люси сжимаются в кулаки; ей хочется расспросить Джея обо всех случаях, когда Колин подвергал опасности свою жизнь. Но у нее есть подозрение, что в таком случае говорить они будут не один час.

– Он хороший парень, – произносит Джей, поворачивая лицо навстречу леденящему ветру.

Люси готова поклясться: она чувствует, как при одной мысли о нем кровь начинает биться у нее в венах.

– Я бы сказала, самый лучший.

Джей, улыбаясь, смотрит на нее:

– Да, что-то вроде этого я и имел в виду.

Морщась от холода, он поднимает воротник куртки.

– Что ты здесь делаешь на таком ветру?

– Жду кое-кого.

Он встает, засовывая руки поглубже в карманы, и кивает головой в сторону общежития.

– Ты, конечно, закаленная девушка, но я-то уже замерз. Пойду обратно в общагу. – Наморщив лоб, он задумывается. – Ты ведь тоже в школе живешь?

Люси неопределенно кивает.

– Я тебе скажу, если будут какие-то новости насчет Колина.

– Конечно. Я тоже.

Она смотрит, как он удаляется, пригнув голову и подняв плечи, семеня короткими шажочками, будто вонзая ноги в обледенелую дорожку. Ей кажется, что разговор с Джеем вышел какой-то скомканный – ни слова о том, каким было чудом то, что Колин выжил, ни о том, какой это был страшный опыт для них для всех – но для него будто ничего необычного не случилось.

На улице очень холодно – это заметно по тому, как другие прячут голову в плечи, кутаются, стараются держаться поближе друг к другу. Стараются поскорее попасть внутрь зданий, в тепло, но Люси стоит на самом ветру, и, удивительное дело, ей больше не приходится с ним сражаться. Она закрывает глаза и наклоняется навстречу ледяному потоку воздуха. Она полна решимости остаться здесь, на земле. Не исчезнуть и не забрать Колина с собой. Найти других, таких же, как она.

Темнеет, начинается снегопад. Люси бросает взгляд за деревья и в сгущающейся тени Этан-холла замечает какие-то фигуры. Двое ребят склонились над чем-то у них в ладонях. Один смеется, другой кладет руку ему на плечо.

У Люси перехватывает дыхание.

То, как тот парень прикасается ко второму, кажется очень знакомым. Именно так Колин притрагивается к ней – медленно, осторожным движением, будто боится напугать. Сощурившись, она вглядывается повнимательнее. Тот, осторожный – высокий и широкоплечий, атлетически сложенный парень. Ветер треплет волосы над загорелым лбом – этой коже явно привычно жаркое солнце, которое светит круглый год. Даже издалека ей видно, что у другого парня, у того, к которому только что прикоснулся первый, – белая, идеально гладкая, как фарфор, кожа. Как и у Люси, на нем нет ни царапинки, ни шрама, ни малейшего изъяна, какие всегда есть у любого живого человека.

Он такой же, как она.

Мысли начинают неистово метаться у нее в голове в поисках объяснения. Она бросается вперед, преодолевает разделяющее их расстояние за несколько шагов и кричит:

– Простите, пожалуйста!

Она осознает свою ошибку, когда они, подняв головы, испуганно отшатываются друг от друга. Это явно влюбленные, укрывшиеся в тени, чтобы поговорить наедине. Повисшее молчание пропитано страхом разоблачения; живой закрывает руками лицо.

Но призрак молча смотрит на Люси, и глаза его распахиваются все шире. Оттолкнувшись от стены, он шагает к ней навстречу с улыбкой на лице.

Она смотрит на него во все глаза, не в силах оторвать взгляд. У него совершенно неземной, нереальный вид. Но она уверена, что никогда раньше его не замечала.

– Я не хотела… – произносит, запинаясь, она, протягивая ему трясущуюся руку.

– Я – Генри Мосс. – Он пожимает ей руку, которая тут же перестает трястись. – Как ты тут?

Пальцы у него теплые и на ощупь – как гладкое стекло. Отпустив их, Люси делает несколько шагов назад, поворачивается и чуть не падает обратно на скамейку у ног своей любимой статуи. Она не знает, что и думать. Как так получилось, что ей до сих пор не приходило в голову просто посмотреть, подумать, что здесь могут быть другие, такие как она, прямо сейчас.

После короткого молчания ребята подходят к девушке и садятся по обе стороны от нее, и Люси чувствует, как они обмениваются взглядами поверх ее головы, хотя ей даже представить сложно, о чем они при этом думают, учитывая, что творится в голове у нее самой. И заметили ли они, как от этого открытия у нее пошла рябью поверхность кожи.

– Это были самые безумные двадцать четыре часа моей… жизни, – усмехается она.

– Давай начнем с того, как тебя зовут. – И Генри легонько толкает ее плечом.

– Люси. – Она вглядывается в его лицо в поисках хоть каких-то признаков жизни и не находит их. На горле не бьется жилка, нет ни веснушек, ни шрамов. Ничего, кроме совершенства. Кажется, будто он нарисованный. – Ты ведь такой же, как я, верно?

Генри улыбается так широко, что в уголках глаз появляются морщинки.

– Думаю, да.

– Есть ли еще такие, как мы, здесь? – она колеблется. – «Ходоки»?

– Последнее время никого не видел, – шепчет он, качая головой. – Никогда раньше не пользовался этим словом применительно к себе.

– В последнее время? А сколько ты уже здесь? – Ей хочется попросить прощения за град вопросов, но Генри, похоже, совершенно не удивляет ее неистовая жажда узнать как можно больше. Ей приходит в голову, что, может быть, она тоже видела Генри сотни раз на протяжении этих нескольких месяцев – видела, не замечая.