Попробуйте с такой ужиться. Мне удавалось. Но не удалось.

Даже подрались однажды. Начала меня колотить (а надо сказать, она выше меня на полголовы, у нее ноги начинаются там, где у меня ребра), и я все‑таки пропустил пару ударов в голову. Взбесился, кинулся на нее и быстро закатал в мохнатый индийский ковер. Сидел сверху, пока не успокоилась. Из ковра доносились угрожающие крики, ощущались толчки, и кажется, меня даже попытались укусить, но минут через пять все затихло. Я, философски вздохнув, развернул ковер.

Жена с достоинством встала, поправила платье и прическу и величественным шагом удалилась на кухню, не произнеся ни слова.

Через полчаса мы смеясь пили чай.

Господи, столько всего было, хорошего и плохого! Целая жизнь. Необыкновенная жизнь, надо сказать…

Мы не разговариваем. Она так и не сумела понять и принять, что я могу быть без нее, что ее исчезновение из моей жизни не повергнет меня в шок. Веселости своей я не утратил, стал только сильно терять волосы.

Но я ведь без всего могу. И без нее.

Потому, в связи с тем, что не имею возможности поздравить тебя с твоим днем рождения даже по телефону, поздравляю в самом ценном, что у меня есть, — в моем дневнике.

От всей души желаю счастья, удачи и здоровья. И пусть тебе встретится хороший человек. Как ты хотела, на всю жизнь — один.

Такой, каким, ты надеялась, стану для тебя я. Прости меня, пожалуйста, за самое тяжелое прегрешение, которое может совершить близкий человек, — за твою несбывшуюся надежду. Надо будет за тебя умереть — только свистни. Или прошепчи. Одними губами. Выдохни. Я услышу!

Но умереть — не жить.

* * *

Свирепею.

Многое навалилось сразу и многое еще предстоит.

Первое. В танцхаусе борьба за власть окончилась моей победой. Надолго ли — не знаю, но теперь никто, включая директора, не имеет права вмешиваться в работу команды секьюрити. Все замечания, пожелания, претензии принимаю я, лично.

Только так и согласен работать дальше.

Второе. Выволок за шкирку начавшего понтоваться перед моей закусочной куклуксклановца из германского отделения. Кого только в танцхаусе не встретишь! Нацик потребовал извинений. Пригрозил вызвать свою бригаду для сноса дискотеки.

— Ну, попробуй.

— Все, индеец, война объявлена! — И он стал орать в мобилу наш адрес.

Я пыхтел, налегая на дверь:

— Война — это моя работа.

Приготовил охранников к возможному набегу.

У Михаэля вспотел лоб и брови встали домиком.

Я сунул ребятам рации, чтобы срочно вызвали меня, если что, из пиццерии. И уже через пятнадцать минут, сунув обратно деньги потенциальному покупателю, мчался ко входу в танцхаус. Оказалось, Михаэль проверил исправность устройства. Я наорал на него, отобрал рацию и отдал Енцу. Еще через полчаса рация задергалась снова. Уронив десять евро на пол (тут же исчезли), несусь к двери. Стоит смущенный Енц: нацист новой генерации, не дождавшись подкрепления, решил с ним подискутировать и снова стал ломиться в дверь. Енц послушал его немного, а потом так врезал под дых, что нацик заблевал весь порог. Удивляться не приходится — Енц в 2006 году занял второе место в Германии по бодибилдингу.

Гансов кельнер, который должен был убрать у дверей, не слишком‑то торопился. Я нашел его в зале и наорал. Как оказалось позже, в темноте перепутал (хрен их разберет, все играют в унисекс и одинаково одеты). Рядом оказался зам ляйтера Ричи.

— Почему ты так с ним разговариваешь? Разве ты его начальник?

— Ганс сказал, что он должен сделать это немедленно. Мне нужно, чтобы у входа было чисто. И побыстрей.

В результате Ричи отправился стучать Гансу. Дружба дружбой, а настучать для немца — святое дело.

Озверел.

Устал.

Сегодня конкретно наквасился, в результате сплю один. Весной!

Сел с горя посмотреть «Последнюю дуэль», и настроение испортилось окончательно. Пушкин Безрукова — это тот же Есенин и тот же Саша Белый. Мимика, интонации, фишки и даже смех один в один. Безруков получает вечный хаусфербот за опошление образа Пушкина.

Злой и неудовлетворенный во всех отношениях ушел спать.

* * *

Или всех грызи, или ляг в грязи. Если поддерживаешь слабого индивида в группе, и не покровительствуя с позиции силы, а стимулируя его волю и веру в себя, то первым, на кого он бросится, почувствовав себя сильнее, будешь именно ты.

Исключений не бывает.

На этом основано жесткое пацанское правило — угнетаемых в группе либо топтать, как все, либо организовывать, образуя оппозицию верховодящей группировке. Но второй путь, как правило, ведет к поражению: в девяноста процентах случаев человек попадает в группу угнетаемых в силу не обстоятельств, а личностных качеств — по слабости воли, отсутствию характера и наличию явных душевных изъянов. Только крепкая, сложившаяся оппозиционная группировка может позволить себе взять обузу в виде покровительства такому индивиду, в которого она будет кидать не ботинки, как все остальные, но фантики, развлечения ради.

И тот, кто этого делать не станет, рискует поменяться с угнетаемым ролями.

Если человек восхищается тобой — пусть восхищается. Не буди в нем веру в себя, не стимулируй в нем самооценку.

Иначе будь готов к тому, что он пойдет по классическому алгоритму: «Ты мой кумир, я твой поклонник, ты общаешься на равных со мной — значит, я стою того, я такой же, как ты, я лучше тебя». И здесь только два пути — либо показать зубы, лишив его иллюзий, либо прекратить общение. Лидер обязан время от времени показывать зубы. Даже вчерашнему задушевному собутыльнику при первых же его попытках поднять голову.

Умение быть лидером — это умение быть одиноким. Только дистанция рождает иллюзию недосягаемости, а недосягаемость — желание подчиниться. Умение быть лидером — это прежде всего умение создавать нужные иллюзии.

Я не подчиненный и не лидер. Первое — из‑за личных свойств, второе — сознательно. Быть лидером — значит намеренно упрощать и уплощать подход к человеку, в том числе и к другу. Тот, кому интересен душевный мир ближнего, лидером быть не может по определению. А для меня нет ничего интереснее, чем другой взгляд на мир, другой отпечаток духа, еще одно чудо — одна из пяти миллиардов человеческих душ.

Я осознанно держусь этих правил.

Дружить со мной не у всякого получится. Но возможно, именно поэтому в друзьях у меня люди неординарные, сильные. Дружба с ними больше похожа на родственную связь. Они могут быть абсолютно непохожими — от вождя немецких байкеров старины Торстена до заместителя главврача крупнейшей баварской клиники Эрика Каца. Объединяет их одно: эти люди уверены в себе настолько, что не нуждаются в самовозвышении и уничижении других. Но при попытке помахать у них перед носом распущенным хвостом один деликатно обрежет этот хвост под самый корень, а второй попросту даст обладателю хвоста пепельницей в рыло.