Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По мере приближения машина снижает скорость. Я отвожу взгляд и принимаюсь шевелить мозгами со скоростью 200 км/час. Я подумываю дать деру и даже, если что, выудить свой пистолет, чтобы пристрелить этих ебучих полицейских. И речи не может быть о том, чтобы приостановить мою миссию. То ли мне везет, то ли это чудо какое, но легавые продолжают ехать своей дорогой, поворачивают в конце улицы и исчезают из моего поля зрения. Черт, твою мать! Если бы я верил в бога, то пошел бы поставить свечку или зажег бы палочку фимиама, надел бы шапочку на голову, помолился бы в сторону Мекки или Стены плача и пожертвовал бы пятьсот евро Раэлю[56].
– Эй ты! – чей-то андрогинный голос позади застает меня врасплох.
Я подпрыгиваю и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, оказываюсь лицом к лицу с каким-то убогим типом с потрепанным лицом. Его обувь и одежда в дырках, длинные грязные волосы взлохмачены. У парня жирная кожа, впавшие щеки и взгляд как у сумасшедшего. Этот пропащий улыбается мне своим беззубым ртом. Жуть какая!
От неожиданности я сжимаю кулаки, готовый поколотить его:
– Что тебе надо?
Мужик, не двигаясь, продолжает улыбаться. Черт возьми, вот уж рожа, как у ненормального!
– Что тебе надо? – повторяю я. – Почему ты так на меня смотришь?
– Пойдем?
– Что?
– В «Пропасть»… Пошли?
Этот тип точно на голову отмороженный! Если в этом траходроме только такие же психи, как он, то внутри будет очень весело. Твою мать!
– Ты знаешь, где вход? – расспрашиваю я его, несмотря на свое недоверие.
На его лице вновь появляется беззубая улыбка:
– Я тебе классно отсосу, если хочешь! Блин!
– Окей, сначала скажи мне, с какой стороны вход!
Зомби наклоняется, подхватывает изгородь и поднимает ее правой рукой. Гордый своим подвигом, он запускает руку себе в волосы и явно подмигивает мне. Никчемное существо.
– После тебя!
Я проползаю под оградой, и нарик за мной тоже проскальзывает в это дрянное место. Я, не теряя времени, пересекаю пустырь и подхожу к строящемуся зданию, при этом одним глазом не выпуская из виду чокнутого, прилипшего ко мне, как кобель в брачный период.
Как же мерзко здесь пахнет.
– Какое у тебя имя? – спрашивает у меня полоумный. – Эй, как тебя зовут?
Я не обращаю на него внимания и иду своей дорогой.
– Раз ты не хочешь мне отвечать, тогда я буду называть тебя Эдуардом!
Я причаливаю к входу в «Пропасть»: побитая черная дверь покрыта ржавчиной и пятнами краски, тегами и огромной нацистской свастикой. Сверху на двери кто-то нацарапал ножом или ключом: «ни нада сюда захадить».
Сука!
– Эдуард! Эдуард! Я тебе вставлю в зад, Эдуард! Я оттрахаю тебя как свинья и…
Я без раздумий даю чокнутому по зубам. Сукин сын падает на песок. Без тени жалости я бросаюсь наземь, чтобы добить лежачего. Даю ему кулаком по харе, второй раз, потом третий и еще четвертый… Десятый, одиннадцатый, двенадцатый… Я луплю его: три раза бью его локтем и два раза – головой.
– Ты мертвец, подонок!
Я продолжаю наносить ему удары, снова и снова, не переставая вымещать злость на этой похотливой развалюхе. Он теряет сознание. Со сжатым донельзя телом и разодранным правым кулаком я поднимаюсь на ноги и забиваю пенальти в череп этой суке. Я думаю о Дине, достаю пакетик кокса и вываливаю содержимое себе в рот.
Андеграунд – это я.
Я открываю входную дверь «Пропасти».
В тот момент, когда я переступаю порог этого подпольного заведения, в ноздри бьет какой-то омерзительный запах: смесь дерьма, спермы и пота. Блин, ужасно смердит! Мой желудок, чувствительный к вони, скручивается, и я чуть не блюю на цемент.
Бля, жесть!
Я оставляю за собой открытую дверь, чтобы проветрить этот свинарник. Звуки тяжелой электронной музыки эхом отдаются чуть поодаль вперемешку со странными звуками, воем, смехом и стонами.
Мне нельзя здесь прохлаждаться.
Надо найти этого подонка, и по-быстрому.
И еще перестать сжимать челюсть, как безумец, черт возьми!
Капли воды – надеюсь, что это вода – падают мне на макушку. Я вытираю голову и продолжаю идти вглубь «Пропасти». На потрескавшихся стенах заметны то трубы, то электрические кабели, а на потолке дребезжит одинокая лампочка. Я не сразу замечаю какого-то типа в трусах, сидящего на полу в начале коридора, из которого доносятся крики и музыка. Мужик держит в руке шприц и колет себе внутривенно какую-то дрянь, прямо вот так – мол, срать он на всех хотел. Я спешу дальше по коридору.
Горечь кокаина поднимается к моему горлу. В темноте комнаты я сплевываю на пол лужу желчи. Сука! Из-за жары в «Пропасти», удушающей и влажной, атмосфера становится все более давящей. Я даю сам себе несколько пощечин, чтобы собраться, и продолжаю свой путь по туннелю, конца которому не видно. В комнатах с дверьми нараспашку слитые воедино силуэты предаются тяжелым и грязным практикам. В одной – тип на корточках натирает три члена. Дальше набивают морду какому-то мужику, привязанному к Андреевскому кресту. Трансвестит вставляет парню, устроившемуся на чем-то вроде качели. Мужик в воровской маске пихает кулак в зад другому. Подчиняющийся, наклонившись над миской, жрет что-то непонятное, и мне вовсе неохота знать, что именно. Со всех сторон доносятся грязные разговоры и оскорбления.
Я использую мобильник, чтобы осветить этот притон, и замечаю, что связь здесь не ловит. Осматриваю зал, оснащенный «славной дыркой», через которую мужчины пускают языки друг другу в рот, отсасывают друг другу и вставляют тем и другим. А после мой взгляд останавливается на худеньком силуэте с патлами длиной до плеч. Приближаюсь к этому типу… Да, это он! Патрик.
Действую я незамедлительно – пинаю его по голени. Кретин падает на цемент.
– Ты, сукин сын! Нам с тобой нужно поговорить!
Патрик кажется вконец обдолбанным. На лице его застыла улыбка извращенца.
– Писатель! Что ты здесь делаешь, мой козленочек?
С десяток мужчин только что прервали свою оргию и стали собираться вокруг меня. Злость сидит у меня в кишках – я не даю этим шакалам произвести на меня впечатление и сосредоточиваюсь на уебке.
– Значит, так, ты знаешь Каиса?
Патрик лопается от смеха, и в тот же самый момент чья-то рука хватает меня
