Капитан страстно желал — боже, как же он хотел этого! — жадно ласкать ее, подчиняя губами и руками.

Алек был одержим образом ее обнаженного тела. Длинные стройные ноги переплетены с его ногами, он входит в нее снова и снова.

«Господи, Алек, прекрати. Она опасна. Шлюха и любительница дешевых скандалов. Тебе просто необходимо охладиться, приятель».

От записки с угрозами определенно плохо попахивало. За вдовой охотился некто мстительный и жестокий, несомненно, тот же человек, который оставил Розали без приюта, совершив поджог дома ее подруги. А миссис Роуленд обладала необыкновенной способностью заводить себе врагов, чего стоят только исходящие от нее странные сигналы. Вот она сладкоголосая сирена, источающая эротическую привлекательность, в следующую же минуту чопорная учительница начальных классов.

«Ты не можешь взять ее себе в любовницы. Не должен».

Алек давно уже привык разделять прелести любовной игры и случайных связей и глубокую эмоциональную привязанность. Последнего он поклялся избегать любой ценой. В голове пронеслись болезненные воспоминания о последнем отпуске из армии, когда он оказался помолвленным с миловидной молоденькой наследницей, которая вообразила, будто влюблена в героического капитана. Конечно, она была невинной, се окружали строгие компаньонки, охранявшие от посягательств многочисленных охотников за состоянием. Девица постоянно спрашивала его о сражениях в Испании, однако не имела ни малейшего желания сталкиваться с грубой реальностью, от которой он принял решение всячески ее оберегать. Равно как и от себя самого, пока она наконец не разорвала помолвку прошлой весной. Что, впрочем, оказалось только к лучшему, принимая во внимание отчуждение и темные постыдные тайны, ставшие новой реальностью в его собственном доме.

* * *

Алекс направлялся в зал для фехтования, бешено прокручивая в голове мятежные обрывки мыслей. Какого черта он связался с Розали Роуленд? Следующую порцию проклятий вызвал очередной обвал штукатурки с расписного потолка в холле в результате прошедшего ночью ливня. И еще одной заковыристой тирадой капитан наградил вновь бросившуюся с приветственным лаем огромную дворняжку, от которой опять пришлось уворачиваться.

— Гаррет, я уже неоднократно…

— Ага, капитан. Я очень скоро найду для него новый дом.

Алек вздохнул и отправился поприветствовать своего самого старого и лучшего друга.

Лукас Конистоун, граф Стэнклифф, выглядел так же, как и всегда: небрежная элегантность, пошитый у лучшего лондонского портного костюм. Алек пожал ему руку:

— Лукас, какая встреча! Я уже думал, ты окончательно превратился в деревенского жителя и больше не удостоишь нас своим присутствием. Ты давно в городе?

— Вчера поздно вечером. — Лукас улыбнулся. — Даже Верена решила, что пришло время наведаться в Лондон, приобщиться к последним светским сплетням.

Алек заметил, что привлекательное лицо друга озарилось внутренним светом, когда тот произнес имя супруги.

— Как Верена и дети?

— О, хорошо, все в порядке. Дети ждут не дождутся возможности увидеть Гайд-парк, Тауэр и прочие достопримечательности. Верена… о, она утверждает, будто ее интересуют модные новинки и балы, но на самом деле…

— На самом деле, Лукас, признай же, она счастлива оказаться в любом месте, где есть ты!

— О да. — Голос Лукаса потеплел. — Я счастливый мужчина, Алек.

Вошел Гаррет с искренней улыбкой на лице, старый солдат обожал Лукаса Конистоуна. Он принес сверкающие хрустальные бокалы и бутылку бургундского. Алек взглянул на этикетку и присвистнул.

— Подарок его сиятельства, капитан, — объяснил Гаррет, профессионально вынимая пробку.

— Мы что-то празднуем?

Лукас кивнул:

— Напомни ему, Гаррет. Налей бокал и себе, приятель. Ты тоже был там.

Гаррет гордо поднял голову:

— Два года назад ровно в этот день гарнизон Бардо сдался лорду Веллингтону! Конечно, потом еще были Тулуза и Ватерлоо. Но Бардо стало началом конца мистера Напа.

— Да-да, — подтвердил Лукас, поднимая бокал. — За нашу победу!

— И за тех, кто не вернулся с той войны, — мягко добавил Алек.

Внезапно посерьезнев, трое бывших военных подняли бокалы, вспоминая погибших и раненых. После чего Гаррет с широкой улыбкой, появившейся на лице от радостного созерцания встречи двух старых друзей, удалился, оставив их попивать доброе вино.

Некоторое время они обсуждали войну и общих знакомых. После чего Алекс покосился на модный туалет Лукаса:

— Ты сказал, что счастливый мужчина, Лукас. К тому же и чертовски дорого одетый, дай-ка сообразить, сапоги пошиты у Хоби, фрак у Вестона? Представляю, чего тебе стоило терпеть грязную поношенную одежду, в которую ты рядился в бытность шпионом в Португалии? Господи, ты даже не мылся по многу дней кряду!

Рассмеявшись, Лукас ткнул в него пальцем:

— И ты тоже, Алек, ведь ты тоже успел поучаствовать вместе со мной в одном из самых опасных предприятий, помнишь? Мы были настоящими оборванцами! Но теперь все это позади. Я слышал, твой отец нездоров?

— Да, нездоров, и к тому же у меня есть брат, которого я бы не пожелал даже своему злейшему врагу. — Алек допил вино. — Отец уехал в Карфилдз, хотя это не выход. Лукас, да я бы сделал для него все, что угодно, ты помнишь, как мы были с ним близки. А теперь он и слышать обо мне не желает!

— Он сам свой злейший враг, — твердым и спокойным тоном заметил Лукас. — Послушай, Алек, тебе необходимо сменить обстановку. Мы открываем наш дом в Мейфэре и хотим, чтобы ты нас навестил, и будем глубоко оскорблены, если ты откажешься. Хотя, похоже, у тебя и здесь есть чем занять руки, насколько я понимаю.

Они поговорили еще о Вороньем замке и готовящемся парламентском билле, который должен был обеспечить права раненых солдат и ветеранов. Уже направляясь к двери, Лукас остановился:

— Алек, конечно, это не мое дело, и я замолчу, скажи ты только слово, но вчера я зашел к Ранделлу, знаешь, тот самый торговец предметами искусства на Лудгей-Хилл? И заметил, что там продаются две картины маслом, которые, готов поклясться, я видел в последний раз в гостиной твоего отца. Тебе известно, что он выставил часть своей коллекции на продажу?

— Нет, — едва слышно произнес Алек, резко помрачнев. — Нет, господи, неизвестно. Сомневаюсь, что мой отец знает об этом!

Как только Лукас удалился, Алек непроизвольно сжал кулаки. Картина, изображающая битву при Бленхейме, якобы передана на реставрацию, чтобы снять пожелтевший лак? Его подозрения возросли. Что делать? Как справиться с этой новой чертовой проблемой, да так, чтобы это не стало известно всему миру, и прежде всего отцу?

Его мысли переключились на Розали Роуленд.

Снова поцеловав ее, он поступил как полный идиот. Естественно, это ничего не решило. Если Алек и надеялся разбить ее оборону, то в любом случае не продвинулся ни на шаг в разгадке тайны этой милой вдовушки из Храма красоты, за исключением того, что мнимая Афина хорошо разбирается в искусстве.