«нападают сонливости» (326), молчаливая нянюшка же («голоса не помню») «только смотрит» (326). Между тем звуки начинают приобретать всё большее значение, и все, с кем встречается Котик, имеют определенный звуковой образ: «Тетя Дотя мне: мелодический звукоход; а все прочие ходы суть грохоты; и особенно папин ход: грохоход-папаход… Тетя Дотя – минорная гамма…» (324); страшно грохочет Фундаменталиков-Чемодаников и ужасно, по-курьи кричит паяц-Петрушка.

Указанием на Солнечную стадию служит и то обстоятельство, что именно в этой главе говорится о Солнце, которое тоже воспринимается через звук: «Блеско-громное, огромное Солнце, на котором я жил, опустилось на нас: провозглашенным глаголом…» (331). Воспоминание о Солнце охватывает героя в церкви, во время богослужения он слышит «солнцевый голос» (331). Создаются особые цвето-звуковые образы-впечатления: «слышались… багровые ревы», «серебрились и синились дишканты», «храм облекся в глаголы, как в светы» (332). Продолжается восприятие тепла и света, но их роль (и число упоминаний) меньше.

На третьей, Лунной, стадии, по Штайнеру, образуется жидкое состояние (вода), особое значение получает свет, а человек приобретает образное сознание. В связи с образованием астрального тела, в котором «действуют… законы, управляющие процессами звездного мира»,[139] у человека возникает чувство хранимости другими существами, и, кроме того, на стадии Луны он начинает испытывать двойственные влияния: существ солнечных и лунных.

Как утверждает Р. Штайнер, при каждом воплощении не все существа достигали нормы развития, часть из них отставала и нуждалась в новом повторении условий, которые были свойственны предыдущей стадии. В связи с этим происходили расщепления планет: начиная со ступени Солнца, в течение некоторого времени существует по две планеты. Те существа, которые развиваются в согласии со всем миром, обитают «возрожденном и утонченном Солнце», на Луне же остаются те духи, чьё развитие пошло вразрез с общим миропорядком. Вождь высших солнечных существ, согласно Штайнеру, при новом воплощении нашей планеты открылся людям как Иисус Христос. В связи с этим в романе Белого символом Христа является Солнце: на закате Котик ощущает присутствие Того Самого, а в церкви слышит «солнцевый голос» и вспоминает, что жил на Солнце.

О том, что происходило на Лунной ступени развития, А. Белый пишет в третьей главе, само название которой («Блески над блесками») указывает на свет как преобладающее переживание. И действительно, блеском выражается всё: «впечатления… мне – записи: блещущих, трепещущих пульсов», «объяснение – возжжение блесков; понимание – блески в блесках». Любому слову, понятию, образу в это время соответствуют проблески света: «Светослужение – начинается… Желто-лиловый центр – счастье; а светопись молний – мои дорогие надежды…» (347). Действительность мешается со сном: «явь ушла в полусон: в полусон вошла сказка» (343). Появляется ощущение, что «существа иных жизней теперь вмешались в события моей жизни» (347), и явственно ощущается двойственность влияний на героя мамы и папы: «…Папа у нас как бы… “так”. Я – не рад, видя мамочкин взгляд, переведенный на папу…» (353).

В это время герой начинает задумываться над самим собой, ощущать себя как «Я»: «Почему это так: вот я – я; и вот – Котик Летаев… Кто же я? Котик Летаев?.. А – я? Как же так? И почему это так, что – я – я?..» (338). Формирование «Я», по Штайнеру, завершится на четвертой, Земной, ступени, которой в романе соответствует четвертая глава. В ней описано возникновение земли из водной субстанции: «Чернородные жирные земли простерты повсюду… показались за прудом, куда всё провалилось, – проглядные дали» (366). Отмечено, что окончательно закрепляется за предметами их постоянная, устойчивая форма: «Все лежит вне меня: копошится, живёт вне меня… не меняется от моих состояний сознаний» (367). Показано, что к образному сознанию Лунной стадии добавляется безобразное, свойственное Земной ступени развития, и постепенно замещает его: «Безобразное образовано: это – земли; а сонные образы – дымно кипящие воды…» (370).

Таковы первые четыре стадии развития, пройденные человечеством. Последнюю, четвертую, согласно антропософии, мы переживаем сейчас. Дальнейшее же развитие мира, по Штайнеру, пойдёт несколько иначе.

До сих пор человек был лишь объектом творчества более высокоразвитых существ, и мудрость развития мира не принадлежала человеку. Но с возникновением «Я» роль человека в мировом развитии меняется. «Я», принимая в себя всю мудрость мира и делая её внутренней мудростью человека, даёт тем самым начало новой силе, которая будет излита в мир. Это сила любви, зародыш которой существует в человеческом «Я» благодаря тому, что вождь высоких солнечных духов открылся человечеству в Иисусе Христе.

«Тайна всего развития на будущие времена заключается в том, что познание и всё то, что совершает человек из истинного понимания развития, есть посев, который должен созреть как любовь. И сколько порождается силы любви, столько создается и творческого для будущих времен. В том, что возникнет из любви, будут заложены великие силы, ведущие… к одухотворению»,[140] – утверждает Р. Штайнер.

Итак, «Космос Мудрости» должен превратиться в «Космос Любви», и ведущая роль в этом превращении принадлежит человеку. Чтобы быть способным влиять на мировое развитие, человек должен прежде всего познать самого себя и развить те силы, что заложены в него Космосом. Преображение астрального, а затем и эфирного тел позволит человеку сознательно жить в сверхчувственном мире, вступать в непосредственный контакт с высокими духовными существами и способствовать должному развитию мира. Истинное познание в антропософии носит название интуиции. Роман «Котик Летаев» даёт представление о вехах на пути к интуиции.

Антропософский путь познания

Сначала, вслед за Белым, отметим, какие пути к постижению сверхъестественного существуют помимо тех, что практикуют антропософы. Поскольку познание высших миров предполагает прежде всего развитие самого человека, то в подходах к воспитанию Котика его родителей можно видеть два наиболее распространенных взгляда на эту проблему. Большинство, как мама Котика, не считают нужным что-либо предпринимать. Другие, как папа, который разговаривает с ребенком, как со взрослым, не понимая, что его методика обучения годится лишь для «молодых людей, оставленных при университете», предпочитают свободное от чувственности, «в самом себе работающее мышление»[141]. По мнению Р. Штайнера, этот последний путь и верный, и точный, но для многих людей слишком трудный.

Посильный для всех способ, предлагаемый антропософией, предполагает отказ от привычного понятийного мышления и возвращение к присущему детям мышлению в образах. Упражнения, направленные на это, называются имагинациями. Они «служат для того, чтобы оторвать и освободить человеческую душу от чувственного восприятия и от орудия мозга, с которым ближайшим образом связан рассудок»,[142] и представляют собой сосредоточенное, углубленное переживание определенных символических образов. Поэтому имагинации называют ещё «миром образов».

Имагинации учат человека видеть «духовные образы явлений, предстоящих физически