Немногочисленность сведений о норманнах в землях восточных славян всегда была одним из аргументов антинорманистов. Мне представляется весьма логичным объяснение Амальриком в прим. 2 об относительной бедности сведений о норманнах на Востоке по сравнению с известиями о них на Западе, где велись анналы и погодные записи событий. Ведь территория Дании практически примыкала к территории империи франков. Да и набеги норманнов происходили чуть ли не ежегодно, а то и по нескольку раз в год.

В то же время Северная, варяжская Русь находилась на дальней периферии Византийской империи и была удалена от нее, а военные предприятия Руси и набеги на Византию были достаточно редки. В землях восточных славян в то время письменности не было. Поэтому о ранней Руси мы знаем преимущественно из сообщений византийских источников о набегах русов и из туманных сообщений мусульманских географов и путешественников, часто получавших сообщения из вторых рук (Новосельцев 1965; Калинина 1988; Коновалова 1999, 2001а).

Кроме того, внимание древних летописцев и анналистов привлекали в основном походы, битвы, опустошения земель, поединки воинов. Мирная деятельность, такая как колонизация земель, основание городов, торговля, привлекала гораздо меньше внимания. А деятельность норманнов на Востоке была относительно мирной. Торговля здесь преобладала над военными предприятиями. Именно поэтому мы так мало знаем о первом князе Руси Рюрике, ибо основная его деятельность протекала в землях восточных славян и была направлена на укрепление его власти. Однако следует отметить, что в скандинавских сагах Руси принадлежит видное место (Глазырина 1996). А имена ряда легендарных персонажей Саги о Скьёльдунгах, не дошедшей до нас и сохранившейся только в виде отрывков, соответствуют именам первых князей династии Рюриковичей (Молчанов 1992: 46).

Амальрик отмечает, что «едва ли можно говорить, что норманны “принесли государство”, тот “наряд”, по выражению летописца, которого “у нас нет”, – государства в IX веке у них самих не было, да и можно ли перенести готовую систему на чужую почву». Это действительно так, если считать, что русы Рюрика пришли непосредственно из Скандинавии, где государственность еще не сложилась. Но большая группа норманнов Рорика Фрисландского, которого часть историков считает тождественным Рюрику, почти 50 с лишним лет (если считать с 807 по 860 г.) находилась во Фрисландии и была знакома с государственной системой и законами империи франков. Так что если не готовую систему (тут Амальрик прав), то представление о социальных порядках и системе властвования они принести с собой могли (Губарев 2016б).

Амальрик говорит о роли внешней торговли, превратившей норманнов в организующую силу. Это соответствует мнению ряда современных историков о роли торговли в появлении протогосударственных образований в землях восточных славян[247].

Амальрик в прим. 5 говорит, что сознательно ограничивает рассмотрение вопроса письменными источниками, не привлекая данные археологии[248]. Он отмечает, что вынужден ограничиться источниками тридцатилетней давности из-за недоступности более свежих зарубежных работ.

Это связано с характером официального советского антинорманизма, когда зарубежные исторические труды разрешалось только «критиковать», часто без детального ознакомления с ними. А все работы отечественных историков или писались с позиций антинорманизма, или не печатались[249]. Положение начало меняться только начиная с 1985–1990 гг.

Амальрик отмечает, что «главное неудобство… не в мнимой “шаткости” норманизма, а в том, что придется “доказывать” многое из того, что более двадцати лет назад считалось общим местом и никем с тех пор опровергнуто не было».

Примерно о том же говорил В. А. Мошин: «Создаются заключения, которые можно найти в старых работах Эверса, Надеждина, Иловайского… Если так попадают впросак известные ученые, то что можно сказать о многочисленных студенческих рефератах или статьях “любителей истории”? Не зная иногда даже представителей “своей теории”, они часто не имеют никакого представления о работах исследователей противного лагеря и пытаются часто старыми аргументами доказывать то, что уже давно опровергнуто» (Мошин 1931: 110–111). Очень часто современные антинорманисты используют аргументы, обсужденные и отброшенные еще в XIX в.

Естественно, ни А. А. Амальрик, ни критикуемые им официальные антинорманисты не могли предвидеть, что в XXI в. из небытия будет извлечена отвергнутая еще в XIX в. гипотеза о балтийско-славянском происхождении Руси. Гипотеза эта опирается, в том числе, на свидетельства фальсификата – Иоакимовской летописи Татищева[250] и на так называемые Мекленбургские генеалогии XVII в.[251] (Меркулов 2005).

Амальрику трудно было предвидеть, что вопрос о контактах славян со скандинавами может быть заменен вопросом о контактах восточных славян с балтийскими славянами: руянами (русами) и ваграми (варягами) (Фомин 2005). Поэтому основное внимание в своей работе он уделяет критике «славянской» гипотезы, считавшей Русь славянским племенем. В наши дни этой гипотезы продолжал придерживаться только В. В. Седов (Седов 1998), сопоставлявший Русь с волынцевской культурой. Критика гипотезы Седова содержится в статье С. В. Воронятова (Воронятов 2005).

Надеюсь, что будущих историков возрождение и широкое распространение «балтийско-славянской» гипотезы в Интернете и средствах массовой информации тоже будет интересовать скорее как исторический курьез, как явление из области психологии национализма и комплекса национальной неполноценности.