— Каким образом демоны борются против меня?

— Наши желания, — сказал отец Пимен, — становятся демонами и нападают на нас.

Средневековые представления об инкубах и суккубах сложились в том числе и под влиянием сочинения Макробия[68]«Комментарий к сну Сципиона» (Commentary on the Dream of Scipio): этот написанный в IV в. текст до наступления европейского Просвещения успел выдержать десятки переизданий. Макробий описывал фантомы, которые можно увидеть «меж бодрствованием и дремотой». Спящему эти фантомы «воображаются» хищниками. В голосе Макробия звучит сомнение, однако средневековые читатели не расслышали эту ноту.

Одержимость демонами достигает пика в знаменитой будле папы Иннокентия VIII (1484 г.):

Несмотря на политкорректное упоминание «лиц обоего пола» в булле, преследовали, естественно, главным образом женщин и девушек.

В последующие столетия протестанты при всех разногласиях с католической церковью в этом отношении мало чем отличались. Даже такие гуманисты, как Эразм Роттердамский и Томас Мор, признавали существование ведьм. «Отрицать существование ведьм — все равно что отрицать Библию», писал Джон Уэсли, основатель методизма. Прославленный юрист Уильям Блэкстон в «Комментариях к законам Англии» (Commentaries on the Laws of England, 1765) утверждал:

Папа Иннокентий особо рекомендует «дорогих наших сынов Генриха Крамера и Иакова Шпренгера», которые «апостольскими посланиями были направлены в качестве инквизиторов для расследования сих еретических мерзостей». Если «таковая извращенность и распущенность останется безнаказанной», множество душ ожидает вечная погибель.

Папа поручил Крамеру и Шпренгеру написать подробное исследование проблемы, используя весь академический арсенал конца XV в., и эти двое, обильно цитируя Писание, а также древних и современных им ученых, произвели «Молот ведьм» (Malleus Maleficarum), книгу, о которой справедливо отзываются, как об одном из самых страшных документов человеческой истории. В своей книге «Свеча во тьме» (A Candle in the Dark) Томас Эди именует это произведение «подлейшим учением и изобретением», «страшной и нелепой выдумкой», которой они «прикрывают от мира свою неслыханную жестокость». Вся суть «Молота» сводится к простейшей мысли: если тебя обвинили в ведовстве, значит, ты и есть ведьма, а наилучший способ доказать обвинение — пытка. Обвиняемому не предоставлялось никаких прав, ни малейшего шанса опровергнуть слова обвинителей. Даже мысли не брезжит, что обвинение могло быть выдвинуто и по отнюдь не благочестивым причинам: например, из зависти, или ради мести, или же причиной его могла стать алчность инквизиторов, которым обычно доставалось имущество осужденного. Этот учебник палачей излагал также методы пытки и наказания, рассчитанные на то, чтобы изгнать бесов из тела жертвы прежде, чем замучить ее до смерти. С «Молотом» наперевес, уверенные в поддержке папы, инквизиторы быстро охватили своей сетью всю Европу.

А как быстро эта затея обернулась подтасовкой расходов и командировочных! Все затраты на расследование, суд и казнь возлагались на осужденную или ее родственников — все, включая поденную плату соглядатаям, которым платили за слежку перед арестом, вино для тюремщиков, охраняющих жертву после ареста, щедрое угощение судьям, дорожные расходы гонцов, отряженных в другой город за искусным палачом, плата за хворост и смолу или же за веревку. А еще членам трибунала причиталась премия за каждую сожженную ведьму. Имущество казненных — если от него еще что-то оставалось — делилось между церковью и государством. Массовые убийства, санкционированные законом и обычаем, превращались в систему, разрастался обслуживавший их бюрократический аппарат, а интерес палачей переключился с побродяжек и нищих старух на представителей среднего и зажиточного класса обоего пола.

Чем больше людей под пытками сознавалось в общении с бесами, тем труднее было доказывать, что все эти обвинения вымышлены. Каждую «ведьму» принуждали обвинять других, число подозреваемых росло по экспоненте, а сама многочисленность «ведьм» превращалась в «ужасающее доказательство того, что дьявол все еще жив», как позднее было сформулировано во время охоты на ведьм в американском Салеме. В тот суеверный век с легкостью принимались самые фантастические свидетельства: например, что десятки тысяч ведьм собирались на шабаш на площадях Франции или что небо помрачилось, когда стая из 12 000 ведуний летела на Ньюфаундленд. Библия наставляла: «Ведьму не оставляй в живых». Тысячи женщин горели на кострах[69]. Всех обвиняемых, молодых и старых, подвергали чудовищным пыткам. Орудия пытки предварительно благословлял священник. Папа Иннокентий умер в 1492 г. после неудачной попытки спасти его переливанием крови (ради этого умертвили трех юношей) и молоком из груди кормящей матери. Святейшего отца оплакивала любовница и прижитые с нею дети.

В Британии нанимали «охотников на ведьм», которые получали изрядную премию за каждую выданную на расправу женщину или девушку. Ни малейшего стимула соблюдать в своих обвинениях осторожность у «охотников» не было. Обычно они искали на теле жертвы «метки дьявола» — шрамы или родинки, которые можно было безболезненно и без кровотечения проткнуть булавкой. Не такой уж сложный фокус: притвориться, будто кончик булавки глубоко вонзился в плоть «ведьмы». А если таких знаков на теле не обнаруживалось, годились и «невидимые» знаки. Один такой охотник в середине XVII в., уже сам стоя на эшафоте, «сознался, что причинил смерть более чем 220 женщинам в Англии и Шотландии ради 20 шиллингов, кои получал за каждую»[70].

На процессах ведьм не допускались показания в их защиту или какие-либо доказательства во смягчение приговора. Доказать алиби было практически невозможно: тут действовали весьма своеобразные правила. Например, во многих случаях муж обвиняемой уверял, что она мирно спала в его объятиях в то самое время, когда она якобы отплясывала с дьяволом на шабаше, но архиепископ терпеливо пояснял: просто демон принял обличие ведьмы и занял ее место рядом с ничего не подозревающим мужем. И пусть мужчины не думают, будто их разум и пять чувств способны устоять перед сатанинскими силами обмана. Красивые молодые женщины были обречены на костер.