– …

Говорила одна Элиза. Как будто бы читала давно отрепетированный монолог. Я только слушал, и временами мне казалось, что все это происходит в книге. Упомянув о детях, Элиза сказала примерно так: “Наша пара сохраняла жизнеспособность, пока была встроена в семью”. А собственных опор не нашлось. По мне, так надо переждать, возможно, наше счастье еще впереди… впрочем, я уже ни в чем не был уверен. Может, Элиза и права? Конечно, я любил ее, но какой-то безвольной любовью, слишком вялой, как и теперешняя моя реакция. Я не разрыдался, не стал рвать на себе волосы. Конечно, на душе было скверно, но до трагического накала далеко. Как ни смешно, но больше-то всего я огорчался именно поэтому: из-за того, что в такой момент не испытывал эмоций посильнее.

Нам обоим кусок в горло не лез, еда на тарелках оставалась нетронутой. “Сразу видно влюбленную пару”, – проницательно заметил наш официант, определенно сведущий в психологии романтических отношений. Мы дружно покатились со смеху. Впрочем, теперь, оглядываясь назад, я прихожу к мысли, что он был не так уж далек от истины. Между любовной завязкой и разрывом существует немалое сходство. В обоих случаях двое сидят, не едят и молча глядят друг на друга. Я нарушил молчание и опять затянул свою песню:

– Разве мы были несчастливы?

А Элиза в ответ повторила:

– Нет, но этого мало для счастья.

Не знаю, почему я так зациклился на счастье и несчастье. Наверно, потому, что тут, как мне казалось, коренилось главное. Очень трудно заметить отсутствие счастья, когда нет никакого несчастья. Возможно, потому и заговорило мое тело, что разум не подавал сигналов. Спина по-своему хотела обратить внимание на то, как потускнело счастье. Ну а в Элизе импульс жизни всколыхнулся, скорее всего, из-за потери отца.

– Как грустно, – сказал я.

– Грустно, да.

– Я хотел кое-что тебе сказать…

– Что?

– Это особенно важно сейчас.

– Я слушаю.

– Меня уволили с работы. И… надо бы поговорить… Могут возникнуть трудности с кредитом за дом.

– Ну, я как раз тоже хотела тебе кое-что сказать. Год назад, когда папа болел, он положил на мой счет приличную сумму.

– …

– Я не хотела трогать эти деньги. Но теперь – другое дело. Можно будет выплатить весь кредит. И тебе я помогу, если понадобится. Так что не беспокойся.

– …

Довольно странно, что Элиза не спросила, почему меня уволили. Видимо, ей не до того. И так проблем хватает. Но удивительно, как все решилось. Ее отец оплатит наши долги. В каком-то смысле купит дочери свободу от меня. Однако я не стал ничего усложнять. Приходилось принимать ситуацию такой, как она складывалась на сегодня. Я мог бы настоять, что выплачу свою половину кредита сам, но жить-то там будет Элиза. Кроме того, нам нужно было обсудить еще один, куда более важный вопрос.

– А как же дети?

– Они уже взрослые. Поймут. Им главное, чтобы у родителей все было в порядке.

– Думаешь, у нас все в порядке?

– Я не знаю, но мы постараемся, – тихо сказала Элиза.

– …

– …

– Ладно…

– Как спина?

– Спасибо, лучше.

– Так и знала. Причина твоих болей – это я. Мы разойдемся – и узел развяжется.

– Не смей так говорить.

– Я пошутила. Смеяться еще можно?

Конечно можно. Как оказалось, можно даже обниматься. Мы вышли из кафе и долго простояли, прижавшись друг к другу. Блаженство и горечь. Потом Элиза ушла. А я все стоял и смотрел ей вслед, пока она не превратилась в точку и не слилась с темнотой. У меня защемило сердце. Меньше чем за день все перевернулось. Я потерял работу, потерял жену, но боль в спине осталась при мне.

Проснувшись, я со страхом вгляделся в свое будущее. Я не понимал, почему мы с Элизой разошлись так спокойно, так равнодушно. Наши чувства незаметно отмирали изо дня в день, пораженные какой-то вялотекущей гангреной. Теперь на меня снова нахлынет жизнь, чреватая превратностями и неожиданностями. Боли в спине, казалось мне задним числом, во многом оправдывали мою заторможенность. Попробуй быть чутким, когда тело постоянно ревет от боли, – ничто другое и не идет на ум. Послушав совета магнетизерши, сегодня утром я шел на прием к психологу – тому самому, что изучал мое личное дело. Наверное, не очень-то серьезно пускаться в дебри анализа с ярлыком кровожадного буяна на лбу. Ну да попытка не пытка. Вдруг инструкция по выздоровлению запрятана у меня внутри? Коли так, дай-то бог, чтобы она была написана по-французски.

Когда я вошел в кабинет, психолог одарил меня широкой улыбкой. Его как будто не смущало, что я отвел душу, измордовав своего сослуживца: похоже, в моем поступке ему виделся не выплеск ненависти, но вполне нормальная реакция человека, которого довели до ручки[18].

– Не ожидал, что вы захотите меня видеть, – начал он.

– Правда?

– Да. Обычно служащие, которым приходится общаться со мной ввиду увольнения, не больно-то жаждут дальнейших встреч.

– Я как-то не задумывался. Мне посоветовали сходить к психологу, и тут как раз объявились вы.

– Вам посоветовали? Кто же это?

– Одна магнетизерша.

– А-а… по поводу чего?

– У меня болит спина.

– …

– …

– Тогда я попрошу вас прилечь, – церемонно произнес он, силясь скрыть свое изумление.

Я подчинился. Вопреки тому, что я всегда себе представлял, страшно не было. Я даже испытывал легкое волнение. Весь этот цирк забавлял меня. Или нет, не то чтобы забавлял. Скорее, нравился. Да-да, когда впервые укладываешься на кушетку психоаналитика, ощущения определенно приятные. Ты чуть ли не радуешься, что у тебя проблемы. Это потом начинается путаница, когда погрязнешь в своих неврозах. Он открыл ящик стола, и, крутанув головой, я углядел, что он достает оттуда блокнот. Наверняка это неспроста. Он мог бы оставить блокнот на столе, так нет же, он выдвинул ящик, как бы символически открывая путь к сознанию. Должно быть, я слишком уж вдумывался в происходящее, но на протяжении всего сеанса я не переставал подмечать детали этой инсценировки, призванной – как предполагалось – подтолкнуть меня к пониманию собственного я. Каждая мелочь имела символическое значение. К примеру, я читал где-то, что Фрейд предписывал пациентам платить за сеансы наличными – это делало процесс трансфера более материальным. Поэтому я запасся мелкими купюрами – думал, чем больше банкнот, тем вернее будет результат. Можно было начинать, устроился я удобно. В кои-то веки в положении лежа у меня не болела спина. Видимо, это и имела в виду магнетизерша: не пролечиться у психоаналитика, а воспользоваться его на редкость удобной кушеткой.