Бой, несмотря на его скоротечность, дался Жучке с огромным трудом – у собачки оказалось сломано несколько важных косточек. Хотя сражение заняло чуть больше двух минут, но запыхались все выжившие участники.

Ларион впервые видел Жучку в столь плачевном состоянии: шерсть клочьями, одного уха нет, хвост волочится по земле, нижняя челюсть скошена на треть… Волшебник представить не мог, как она сумела такой пастью откусить обоим асам головы. И ведь знала же, что это обязательное условие, иначе те оживут.

Заслышав конский топот, собачка, прихрамывая, убралась с дороги. Там она спряталась в густой траве.

Ларион увидел пятерых всадников и покачал головой. Как же они некстати!

– Кто стрелял, что тут?.. – начал командир патруля.

Два обезглавленных трупа в форме дружинников, возбужденные лица троицы бойцов с оружием… Выводы напрашивались сами собой, а потому Ларион ответил, не дожидаясь конца вопроса:

– Операция особого отряда. Прикончили лазутчиков. И не простых. Хочешь – взгляни.

Командир примчавшихся подал своим знак. Арбалеты патрульных взяли троицу на мушку. Воин спешился.

Открывшееся взору вызывало потрясение: тела убитых прямо на глазах начали превращаться в камень.

– Это что еще за монстры?! – воскликнул прибывший, не забыв дать отбой своим. Теперь сомнений не было: эти два трупа просто не могли при жизни быть дружинниками.

– Сами первый раз сталкиваемся. Едва справились.

– Ну и ну! – Воин с почтением посмотрел на Лариона. – Где же таких делают, кто?..

– Выясняем, служивый, но ты про увиденное и сам не болтай, и своим молчать накажи. А то, не ровен час, не в те уши попадет, а там и до гибели недолго. Враг, похоже, за сию тайну любого порешить может.

– Чай не дураки, понимаем.

Воин вскочил на коня, даже не затребовав документ о принадлежности к особому отряду. Патруль двинулся дальше.

– Ларион, это мы что, асов сейчас уделали? – Один из бойцов не удержался от вопроса, стоило дружинникам скрыться из виду.

– Их самых, – ответил разумник. – Токмо не мы. Нас бы они за секунду упокоили.

«А то и меньше. Слишком уж могучие – мое самое мощное заклятие для них что комариный укус».

– Мне же никто не поверит, что после схватки с асом я…

– Конечно, не поверит. Хотя бы потому, что тебе хватит мозгов никому об этом не рассказывать.

– Но ведь…

– Объясняю один раз: асы – это гномы, гномы за свои секреты убьют, не задумываясь. Ты хочешь подставить под удар весь отряд?

– Нет.

– Тогда забыли. Нас тут не было, а об операциях особого отряда никому знать не положено. Уяснили?

– Да, Ларион, – ответили оба.

– Вот и славно! А теперь займитесь делом – лошадей наших изловите, – распорядившись, волшебник последовал за Жучкой.

Он нашел собаку в пяти шагах от обочины. Она лежала на боку и тяжело дышала.

– Ну ты и сильна, подруга, – двух таких монстров одолеть! Благодарствую. – Волшебник принялся гладить всклокоченную шерсть и сразу ощутил, как через ладонь уходят последние крохи магического резерва. Несколько секунд – и разумник остался без энергии, а у Жучки отросло срезанное ухо и частично восстановилась челюсть. – Так вот ты чем лечишься! Надо же… И сколько же нужно для полного выздоровления?

Собачка посмотрела Лариону в глаза. Он понял – вопросы должны быть проще.

– Идти сможешь?

Она поднялась, кивнула и показала, с какой скоростью может передвигаться на трех лапах: немногим быстрее пешего путника.

– Нужен щедрый волшебник?

Жучка снова дала утвердительный ответ.

– Да неужто? – Кикимора внезапно хлопнула себя по бедру и начала рыться в складках юбки в поисках кармана.

– Чего стряслось, прелестница? – слабым голосом спросил леший.

После освобождения из эльфийской сети старик едва сумел доковылять до края выжженной поляны. Там ему немного полегчало, но все равно пришлось отлеживаться несколько часов – сил не хватало даже на то, чтобы разузнать обстановку в собственном лесу.

Сейчас здоровье хозяина леса практически восстановилось, однако он продолжал изображать хворого. Уж больно старику понравилось, что о нем заботятся, потчуют вкусными настойками, к каждому слову прислушиваются… Не жизнь, а рай на земле, точнее – на болотах.

Кикимора вместо ответа достала из кармана заветный лопух, который развалился прямо в руках.

– Свершилось-таки! – радостно завопила она, подпрыгнув на месте.

– Чего свершилось-то? – не сообразил больной. С момента их давнего знакомства он не помнил столь бурного проявления радости.

– Чего-чего! Конец нашему со злыдней уговору! Теперича северные угодья снова мои, а ей – кукиш!

– Так ей и надо! – поддержал подругу хозяин леса.

– Видать, твой порученец одолел-таки бестию коварную и разбудил источник. Вот радость-то!

– Неужто сумел?! – Лешего новость малость расстроила – опять Данила справился там, где он спасовал. Однако старик быстро нашел оправдание: – Ну да, это же мой порученец! Предупреждал я твою сестрицу: сломает она об него зубы. Вот оно по-моему и вышло!

– Раз источник пробудился, Данила, стало быть, там. Надобно поспешать. Угодья теперь снова мои, осталось ценность великую к рукам прибрать. Хватит валяться, лежебока! Вставай! Чем быстрее с порученцем твоим поговорю, тем лучше.

– Чего торопиться, прелестница? – прокряхтел леший голосом умирающего. Ему было лень подниматься и трудить ноги. – Никуда твой источник от нас не денется. Данила – парень цепкий, без моего дозволения ничего никому не отдаст.

– Говорю тебе – надобно идти, в первые часы опосля пробуждения источник может ценными знаниями одарить, ежели ведаешь, как пытать.

– А ты ведаешь? – Старик понял, что от похода не отвертеться, и нехотя поднялся с застеленного камышом бревна.

– Знамо дело, чай не первый век на свете живу! – с раздражением в голосе ответила кикимора. Медлительность мнимого больного сейчас была совершенно некстати.

– Как добираться будем? – спросил дедок, потянувшись. – Лесом или топями поведешь?

– Оно хоть и не по нраву мне топать среди деревьев, но так скорее будет. Тропу зачарованную сумеешь проложить? Али невмочь?

– Для тебя, прелестница, все сотворю. Как бы тяжко сие не далось, – продолжал давить на жалость леший. – Куда путь изволишь держать?

– На север, знамо! Аль подзабыл, что я давеча сказывала?! – Старуха повысила голос.

– Помню-помню, прелестница. – Леший с сожалением отметил, что период заботы подруги закончился.