Обе женщины чувствовали себя измученными и сидели, погрузившись каждая в свои мысли. Диана размышляла о поступках своей матери. А та вспоминала Кевина.

Она стала моделью совершенно случайно. Ее подруга Барбара Блэк работала стилисткой у одного из ведущих фотографов Чикаго, Гектора Ротстайна. Прожив неделю в Чикаго, Марселла все еще не могла найти работу, но тогда она еще только приглядывалась к возможности устроиться в районе волнующей Мичиган-авеню. Секретарских навыков у нее не было, она нигде до этого не работала, и Барбара уже начала беспокоиться, сможет ли Марселла найти хоть какую-то работу, чтобы вносить свою долю за квартиру и еду. Они были не настолько близкими подругами.

Как-то днем Барбаре срочно позвонил секретарь Ротстайна. Его постоянный стилист, человек, который гладил и закалывал одежду на моделях, а иногда мог подобрать и какие-нибудь украшения, уволился. Ротстайн был большим человеком в Чикаго. Барбаре хотелось показаться как можно более профессиональной, поэтому она попросила Марселлу сделать вид, что она ее помощница. На девушках была соответствующая рабочая одежда, когда они подошли к двойным дверям облицованного мрамором дома Ротстайна на Астор-стрит.

Марселлу заинтересовала новая обстановка. Внутри все было отделано белым мрамором. В вазах стояли белые лилии. На стенах висели ярко освещенные фотографии красивых и знаменитых людей, запечатленных объективом фотографа. Изображения были увеличены в четыре раза по сравнению с реальной жизнью. Все фотографии были черно-белые и смотрелись очень выразительно. Из маленьких дорогих динамиков, спрятанных в огромных, засушенных с помощью холода растениях, лились звуки клавесина.

Так Марселла впервые попала в волшебное царство красоты.

При воспоминании об этом Марселла улыбнулась. Модель, которая должна была сниматься в тот день, не приехала. Ротстайн шумел в мраморных коридорах. А потом заметил Марселлу.

— Ты модель, моя дорогая? — спросил он.

— Нет…

Но ей хотелось попробовать. Боже, как же ей хотелось попробовать!

— Идем на свет.

Ротстайн привел ее в белую комнату с высоким потолком, уставленную фотокамерами, осветительными приборами и рефлекторами.

— Встань сюда, — приказал он. — Подержи это. Попробуй улыбнуться. Прими элегантный вид.

Сверкали вспышки. Щелкали камеры. Небольшая группа помощников Ротстайна изучала предварительные, сделанные «Полароидом» снимки, которые всегда предшествовали основным съемкам.

— И что ты думаешь, Гектор?

— Хм…

— Вот именно.

— Ты знаешь.

— Да! Я думаю, что эта девочка подойдет. Посмотри, как ее кожа поглощает свет.

— Без сомнения, Гектор.

— Ну что ж, моя дорогая, если ты не была моделью, когда пришла сюда, то будешь ею, когда выйдешь отсюда, — объявил Ротстайн.

Так и случилось. Став новым открытием Гектора Ротстайна, Марселла немедленно заняла избранное положение девушки номер один в агентстве моделей Ширли Гамильтон. Она поднялась еще выше, когда ее выбрали для рекламы в национальном масштабе косметики «Корлин». Этой чести обычно удостаивались топ-модели из самых известных нью-йоркских агентств, которым за день работы платили по три с половиной тысячи долларов. Марселла с легкостью могла перебраться из Чикаго в Нью-Йорк. Ее стремились заполучить все агентства. Но она поступила в вечернюю школу, училась на факультете журналистики в Северо-Западном университете и не могла уехать. Ее карьере помогла эта кажущаяся верность Чикаго. Многие общенациональные компании, имевшие свои отделения на Среднем Западе, приглашали Марселлу для съемок в рекламных роликах и для участия в рекламных кампаниях. Она была одной из них. Она была девушкой со Среднего Запада, оставшейся там, где родилась, и за это ее любили.

Когда она впервые встретила Кевина О'Хара, она была самой очаровательной женщиной чикагского «кофейного общества». Сразу же начали заключаться пари о том, как скоро удастся самоуверенному Кевину О'Хара заманить в постель красавицу Марселлу Тодд. О'Хара был молодым и красивым редактором «Чикаго геральд». Он старательно работал над своим образом золотого мальчика. Его первый брак с богатой наследницей — тогда у него еще не было денег — закончился, когда она, устав от своего тщательно поддерживаемого имиджа, сбежала с немолодым хиппи, который посвятил свою жизнь протестам перед телевизионными камерами и шампанскому по восемьдесят долларов за бутылку. Все, естественно, сказали, что надо быть дурой, чтобы бросить роскошного Кевина О'Хара ради этого немытого волосатика. Кевин был слишком хорош для этой богатой дряни.

Он, разумеется, согласился с этим мнением.

Да, у Кевина О'Хара действительно был имидж. Он поддерживал стройность, пробегая у всех на виду каждое утро от своей квартиры у Карлайла по Мичиган-авеню и заставляя замирать идущих на работу девушек, потому что и в жизни он выглядел так же потрясающе, как и в своем трехминутном куске в вечерних новостях. Эту программу выпускала телестудия, принадлежавшая «Чикаго геральд». Его волосы выгорели на солнце — Аспен зимой и юг Франции летом. Лицо было точеное — он сделал несколько небольших пластических операций. Великолепные зубы — фарфоровые коронки поверх золота.

Он даже был неплохим редактором. Его личное обаяние распространилось и на «Чикаго геральд», которая до прихода золотого мальчика была не слишком важной маленькой газеткой.

— Мы привнесем немного возбуждения и очарования, — сказал О'Хара.

Кевину О'Хара нужно было только самое лучшее. Он жил по нужному адресу. Он был знаком с нужными людьми. Его приглашали на нужные приемы. И видели с нужными женщинами.

Одной из таких женщин была Марселла Тодд.

Кевин О'Хара и поныне был уверен, что это он превратил Марселлу Тодд из звездной модели в звезду журналистики. Но устроила все это Марселла. За время, проведенное в Чикаго, она научилась восхищаться только теми мужчинами, у которых была настоящая власть. В то время как Кевин был позером и определенно имел некоторое влияние, власть была в руках кого-то, кто оставался в тени О'Хара. Но Марселла столь же остро нуждалась в помощи Кевина, насколько ему было необходимо появляться в обществе самой красивой женщины Среднего Запада.

Все получилось очень легко.

— Неужели ты действительно занимаешься на факультете журналистики? — переспросил О'Хара, уже прикидывая, какое внимание привлечет к себе «Чикаго геральд», если Марселла Тодд станет ее сотрудницей.

— Что я могла бы делать для «Геральд»? — осторожно спросила Марселла.

— Вести раздел моды, что же еще? Ты, вне всякого сомнения, эксперт по вопросам моды.

— Что насчет зарплаты?

— Около пятидесяти тысяч.

О'Хара думал, что она с радостью кинется на эти деньги.

— В настоящее время я зарабатываю четверть миллиона, — улыбаясь сказала Марселла.