Колоту, раньше бившемуся только на деревянных мечах да на палках ради баловства с парнями, казалось, что вся хитрость заключена в том, чтобы не бояться летящего в тебя клинка, тогда и отбить, и увернуться сумеешь, не тут-то было. Битвы бывают долгие, и своя наука есть, как дольше не устать, как ударить сильнее. В стрельбе нового много, видов боевых и охотничьих наконечников железных и костяных множество: самый страшный — широкий лопатой срезень, такой глубокие рубленые раны наносит, а ещё северг, томарок, тохтуй... Ушко у стрелы покрашено своим цветом под каждый наконечник. Стрелять надо быстро, вторая стрела должна уже лететь, когда первая ещё в пути... Через два месяца, под конец учёбы, на ратных приезжал смотреть Ратша Волк. Говорят, остался доволен. Потом всех отправили по домам, обязав являться раз в месяц на седмицу на княжью службу. В первую такую седмицу не повезло Блуду, его отправили с другими кметями к ляшской границе, где он и пропадал всю зиму.

Великолепное торжество, залитая светом Золотая палата, вельможи в пурпурных скарамангиях, празднично ожидающая толпа черни-охлоса, залившая форум Августеона. Роман входит в серебряные двери, китониты одевают на него императорский скарамангий. Он принимает святыни власти: жезл Моисея и крест Константина Великого. Начинается шествие, покачивая золотыми хоругвями проходящее через филак и переходы Сорока мучеников, через сигму Трихонка к Октагону, где базилевса облачают в дивиситий и венчают короной. Звучат органы и флейты, этериоты, обнажив мечи, славят нового императора...

Всё прошло как сон, опрокинув священное торжество власти в блуд пороков. Феофано, хоть и не лучшая, не славная добродеятелями жена, пыталась образумить мужа. Роман, напиваясь, ронял пьяные слёзы по отцу, обвинял Феофано в его смерти, потом, протрезвев, шёл к ней в покои просить прощения, наутро отправлялся на ипподром, а вечером — в лупанар. Впрочем, Феофано и здесь нашла выгоду: простила мужу все грехи, взамен того, что он удалит свою мать Елену с сёстрами из дворца. Елена молила сына памятью отца не делать этого, грозила проклятиями. Роман стыдливо низил очи, перед павшей перед ним на колени матерью, женой великого императора Константина Порфирогенита, унижавшаяся перед родным сыном, над которым властвовала безродная блудливая дочь трактирщика. У Романа было достаточно совести не отказывать матери и не было достаточно твёрдости перечить Феофано. Он представлял недовольное лицо жены, когда он сообщит о просьбах Елены. Снова она будет кричать и, к великому стыду, выгонит из своего покоя к молчаливой страже. Великодушная Феофано после униженных просьб Романа разрешила Елене остаться во дворце, но сёстры всё же были удалены в Студийский монастырь, а Елена вскоре скончалась, не перенеся позора.

Страной за спиною бездарного императора правил Иосиф Вринга, неугодный чиновникам своей крутостью и прямотой. Когда и где зарождается заговор? В постели коварной женщины, жаждущей полноты власти и разочаровавшейся в своём муже. Среди черни упорно ползли слухи о том, что Вринга сживает со свету Романа, подсылая к нему пьяниц, развращающих его.

Меж тем росла популярность полководца Никифора Фоки, победителя агарян, перед которым склонили непокорные выи множество городов, починенных арабам, сам Сейф-ад-Даула уступал ему в битвах. Никифор происходил из знатного рода великих полководцев, чем и понравился Феофано. Сам невзрачный: маленького роста, с большой головой и плотным телом, он по уши влюбился в развратную красавицу-базилису. Вринга, не щадя самолюбия Романа, прямо рассказал тому об изменах жены. Роман, давно уже охладевший страстью к Феофано и лишь боявшийся её, отмахнулся:

— Она уже родила мне наследников и как женщина больше не нужна.

Вино замутило разум базилевса, создав для него иной мир, где нет стыда ни за свои поступки, ни за поступки жены. Иосиф предупредил насчёт возможного мятежа, напомнив про несостоявшийся заговор магистра Василия Петина, ведь недаром базилиса положила Фоку к себе в постель, но император и здесь нашёлся:

— Ежели я брошу его в темницу, то кем ты его заменишь? Тем более войско стоит за Никифора.

Здесь Роман был прав. Иосиф снова и снова вспоминал, с чего началась вражда с Никифором Фокой, которой, как сейчас казалось, было не миновать. В 961 году после падения Крита Никифор прибыл в Константинополь и справил триумф под радостные возгласы черни. Кто тогда толкнул великого полководца в объятья Феофано? Грубый, суровый, но честный и преданный императору воин не посмел бы сам приблизиться к покою базилисы, а Феофано сама и не догадалась бы выбрать его. Но кто бы ни стоял за полководцем, Василий Ноф или иной, Никифор возгордился своей связью с императрицей, едва её скрывая. Более того, Иосиф узнал через своих соглядатаев из среды воинов, что Никифор распространяется о том, что пора бы покончить с властью паракимонена Иосифа, который спаивает Романа и ведёт страну к гибели. Фока спешно был направлен воевать с Сейф-ад-Даулой и с тех пор между ним и Врингой пролегла пропасть вражды. Сейчас Никифор покорил мечом Сирию и вёз, по слухам, огромную добычу и множество рабов. Пожалуй, Иосиф Вринга был единственным в Византии, кто не радовался победному возвращению Никифора.

Имевший кроме разгульных попоек и игрищ на ипподроме страсть к охоте, Роман однажды вернулся на носилках. Император был бледен, воздух тяжело и с хрипами вырывался из лёгких. Озадаченные его друзья, смелые в пьяных выходках, прятались друг за друга, недоумённо бормоча, что императора, наверное, растрясло при скачке. Роман умер 15 марта 963 года. Снова, как и после смерти Константина Порфирогенита, заговорили о яде, однако многие толковали и о том, что Роман слишком ослабил своё тело вином за годы пьянства. Так или иначе, Романа больше нет, а дети его слишком малы для правления, значит, будет новый базилевс и Иосиф уже не сомневался — кто. Выход был один — мириться с Никифором.

Меж тем Никифор шествовал к столице. Узнав о смерти Романа и, окрылённый своей популярностью и победами, решил войти в Вечный Город уже как император, но его вовремя отговорили, ибо бунтовать было не против кого — синклит во главе с патриархом передал власть Феофано и Вринга остался в стороне. Никифор понял, что его попросту одурачили, поставив на чашу весов и уравновесив тем самым Врингу. Он отомстит, но нужно было выждать.

Триумф был отпразднован торжественно, Никифор кинул к ногам ромеев бесчисленные богатства, заслужив неувядаемую славу. После триумфа у себя во дворце его ждал Иосиф Вринга. Никифор явился во время завтрака без свиты с одним лишь щитоносцем и почти сразу начал оправдываться:

— Злые языки оговорили меня, что я замышляю мятеж — это всё ложь. Ты сам видишь: я не кручусь в Большом дворце, выклянчивая кусок пожирнее, а проливаю кровь против неверных. Клянусь Богом мне не нужна диадема базилевса!

Иосиф не верил. Он боролся с искушением позвать слуг и приказать прирезать полководца на заднем дворе. Но он знал, что ни чернь, ни войска не простят ему этого. Фока читая сомнения на лице паракимонена, рванул на груди хламиду, обнажив власяную рубаху:

— Смотри! Разве человек, носящий власяницу, может не призирать мирскую власть?! Ты когда-нибудь слышал, чтобы я тянулся к роскоши? Клянусь кровью Спасителя я давно принял бы схиму, кабы империи и дому Константина Великого не был нужен мой меч!