— Вы не могли бы оставить нас с сыном? Одних.

Закатываю глаза, с шипением прижимая руку к плечу.

Спектакль был недолгим. Маски дали трещину и полетели на пол.

— Вы тоже не задерживайтесь. Ему нужно отдыхать, — говорит один из врачей, и приспустив очки смотрит на мою мать. — А вы потом зайдите ко мне. Побеседуем о лечении.

— Хорошо. Конечно.

Клим жмет мне здоровую руку и кивает остальным.

— Давай принцесса, не кисни здесь. Я всегда на связи.

— Проваливай, — дергаю бровями

Ледовский скалится и вытягивает губы трубочкой, пожирая взглядом сиськи Оксаны. Девушка не двигается с места, явно не понимая, что мать и ее выпроваживает. Статус дочки хахаля не делает автоматом ее вхожий в наш маленький карикатурный мир семьи Громовых.

— Оксана, ты тоже попрощайся с Матвеем сейчас. Ему надо отдыхать.

— Без языка, — предупреждаю сразу девушку, как только ее лицо появляется на уровне моего.

— Какой же ты мудила, Громов, — выплевывает зло Окс, выпрямляясь. — Я и обидеться могу. Доступ к телу закрою.

— Мое тело пока не рабочее. Поищи другое.

— Статус “свободен”, — вопит из коридора Клим.

Этот балагур поднимает мне настроение, даже когда оно валяется почти в мертвецком состоянии.

— Вот, хороший человек тоскует. Скрась вечерок, будь подругой. С тебя не убудет.

— Потом когда выйдешь отсюда, сам прискачешь, Громов, а я еще подумаю, нуждаюсь ли в тебе, — фыркает Окм, поджимая полные губы.

Если бы не валялся с забинтованной рукой под капельницами, явно прописала бы мне леща. Можно сказать повезло.

— Все так и будет, дорогая. У тебя лучшие минеты, буду по ним скучать.

— Гандон.

Звонко цокает каблуками в сторону выхода, активно виляя задницей.

Член даже не дергается, он подустал от эмоционального прессинга и жаждет поглазеть на маленькие сиськи Коротышки. А я разведу ее на интимные фотки, нужно только время. Вон селфи уже шлет. Я готов и на него залипать, лишь бы просто видеть перед собой теплые карие глаза. Которые смотрят на меня не безразлично. Лера может прикидываться колючим ежиком сколько угодно, но я уже вижу, что запала на меня.

Раньше интерес бы сразу угас, но сейчас расцветает лишь с новой силой. Хочу ее себе всю без остатка. Строптивую, дерзкую, с острым как бритва языком, умными шутками и не обделенную мозгами. А еще состраданием. Апельсины притащила, навестила. Приятно, черт возьми.

Пальцы жжет, как хочу настрочить ей пару похабных сообщения, представляя как ее милое личико заливается краской. Только сначала придется выслушать маман.

Как только дверь за Оксаной захлопывается, приторная улыбка сползает с лица женщины напротив.

Смотрим друг на друга не скрывая раздражения.

Молчание затягивается.

Приподнимаю бровь.

— Ну? Не слышала врачей, мне отдыхать надо. Твое присутствие меня утомляет.

— Не смей так разговаривать со мной…— шипит мать.

— А то что? Карманных денег лишишь? Так давно не нуждаюсь.

Ее ноздри подергиваются.

— Весь в отца. Только о себе и думаешь, Матвей.

— А о ком мне еще думать?

— Он звонил, — припечатывает мать.

— Когда? Зачем? — несмотря на боль, приподнимаюсь на локте.

Тема отца единственное, что может меня заинтересовать, кроме информации о том, какого цвета соски у Коротышки и каковы они на вкус.

— Спрашивал, как ты.

— Откуда он узнал?

— Может из больницы позвонили. Я не знаю. Он требует развод, — мать говорит, что-то еще, но я уже не слушаю.

Идею с разводом поддерживаю и отговаривать отца не буду. меня волнует другое.

Мы почти год не разговаривали, пару раз перекидывались сообщениями, и то я подозреваю что отвечала на них его помощница. Но вот только стоило загреметь на больничную койку сразу звонок. Это ему требовалось чтобы вспомнить о сыне?

— Вряд ли…— обдумываю этот вариант, медсестры с утра полюс мой искали, телефона при мне не было.

Как узнали кому звонить надо? Если только…

— Тебе кто позвонил? — прерываю рассуждения матери о бракоразводном процессе и чем это может для нас всех обернуться в финансовом плане.

Деньги. Ее всегда волновали лишь они.

— В смысле?

— Из больницы. Как ты узнала, что я здесь. Телефон мне только отдали.

— Девушка позвонила. Представилась твоей подругой. Кажется ее звали Лена.

— Лера…— поправляю на автомате, сжимая пальцами потрескавшийся корпус мобильника.

В груди теплеет. Мать несет еще какую-то чушь, но я не слушаю.

Открываю диалог переписки с Коротышкой и пишу ей, насколько она охрененно хороша на последнем селфи. Теперь в ожидании ответа главное кони не двинуть.

— Уходи. Ты меня утомила, — прерываю речь матери и прикрываю глаза.

— Ты должен поговорить с отцом.

— Ни кому я ни хера не должен. Вы взрослые люди, разберетесь сами. Уходи.

— Я сказала…

— Уходи! — рявкую на мать.

Дверь в палату открывается. Медсестра.

— Нужно капельницы поставить.

Мать уходит, а я позволяю делать со мной все нужные манипуляции. Иногда проваливаюсь в сон, без сновидений, спасибо обезболивающим. Как просыпаюсь, сразу проверяю мобильник. Сообщения сыпятся из социальных сетей от далеких знакомых и совсем незнакомых людей. Инфа про больничку утекла в сеть. Оксана бомбит гневными сообщениями. Клим кидает какие-то тупые видео. И лишь от Леры и отца ничего.

Я жду от Коротышки хотя бы чертов смайлик и стикер. И ни хера. Она не отвечает ни на одно мое сообщения. А когда я пытаюсь позвонить, становится понятно, что меня с какой-то радости засунули в черный список.

Бля, что я успел сделать-то?

С этим придется разобраться, когда мне разрешат покинуть казенные стены. И желательно чтобы это произошло побыстрее. Потому что я чертовски хочу увидеть теплые карие глаза в обрамлении густых черных ресниц и попробовать на вкус пухлые губы Леры. А в перерывах между засосами, отшлепать ее по заднице, за то что она поманила пальцем и исчезла со всех радаров.

Я жду ее все десять дней пока валяюсь на кровати без дела. Каждый гребанный день. Каждую минуту. Гипнотизирую взглядом дверь, торчу у окна. Как пес, ждущий верную хозяйку.

Больше ко мне в больницу Лера, так ни разу и не пришла.

Глава 24

Опять зарядил дождь. Золотая осень закончилась, на смену ей пришли серость и слякоть. Под стать моему настроению последнюю неделю. Все валилось из рук.