Почему-то во многих фильмах и книгах сложился образ бывшего вора, грабителя, который немало натворил, а парень-то он, по существу, хороший. Позади безотцовщина, трудное детство, дружки-уголовники, вот он и оступился.

Прибыв на фронт, эта публика, по замыслу авторов, продолжает выкидывать разные коленца, бегает в самоволку, демонстративно кривляется в строю, выводя из себя туповатых сержантов и мало что понимающих в жизни офицеров. Но когда наступает время проверки, то бишь начинаются атаки, бои, уголовники (на 90 процентов!) чудесным образом перевоплощаются в смелых, отчаянных бойцов, которых чуть не силой приходится удерживать от геройских порывов.

К сожалению, это не так. Не рассуждая о проблеме в целом, остановлюсь на этих семидесяти этапниках, прибывших к нам. Кто они были? Совершенно разные люди. Отброшу в сторону молодых воров, колхозников или рабочих, укравших что-то на своих предприятиях. Это были случайные люди, но и их крепко подмяла под себя сбитая уголовная среда.

Пришли «искупать вину» такие личности, что я просто не представлял, как их пропустила комиссия. Три-пять-семь судимостей, крупные ограбления складов и магазинов, ножевые ранения, изнасилования. В общем, целый букет. Некоторые умудрялись воровать всю войну, а попавшись, писали заявления с просьбой направить на фронт. Да еще как писали! Любой прокурор расплачется. Здесь и долг перед Родиной, и любовь к старушке-матери, и ненависть к проклятым фашистам. Многие из них ни дня в жизни не работали. Мне приходилось слышать, с каким цинизмом они обсуждали способы, как выжить, обмануть вертухаев (то бишь нас, командиров).

Стало сразу ясно, что такое пополнение сделает все возможное, чтобы спрятаться в любой щели. Тем более они сумели подчинить себе большую часть осужденных и если пойдут в атаку, то за спинами простых мужиков.

Мы расстреляли Пикалова, ударившего ножом сержанта. Пикалов оказался просто пьяным придурком, а ведь пришли к нам подчиненные куда хитрее и опаснее Пикалова. Старший из прибывших носил кличку Алдан (река Алдан — приток Лены на магаданских приисках). Одетый в аккуратную красноармейскую форму, крепкий мужик, лет сорока. Специальность — железнодорожный вор. Сколько имел судимостей, не помню, но не меньше четырех — пяти.

В своих краях Алдан считался авторитетным вором и возглавлял крепко спаянную шайку. Грабили пакгаузы, вагоны на запасных путях. И охранники убитые числились за бандой, но Алдан чаще всего выходил сухим из воды, подставляя «шестерок» и отделываясь мелкими сроками. Все же оперативники сумели взять его с поличным, и после суда, отвесившего ему десять лет, Алдан решил «пролить кровь за Родину».

Он сразу дал нам понять, что открыто на рожон не полезет и отбудет положенные три месяца штрафной роты. В то же время намекнул, что лучше его не трогать, так как за ним стоит весь этап. Кстати, Алдан сразу сошелся с Тихим и двумя-тремя ворами, уцелевшими после боя за плацдарм на Талице.

Я не верил, что убийства охранников проходили без участия Алдана. Но вину брали на себя «шестерки». Такого же мнения были и остальные командиры в нашей роте. Ничего хорошего не ждали мы от его помощника, долговязого, губастого парня, очень крепкого физически, по кличке Хунхуз. Один взгляд чего стоил! Вроде равнодушный, почти сонный, но читалось в нем такое, что хотелось побыстрее пройти мимо. По слухам, Хунхуз расправлялся с неугодными Алдану людьми.

Мало я верил кучке воров, сбившихся вокруг Алдана, Хунхуза и Тихого. Мы их в первые же дни поставили на место, когда они начали качать права, избили несколько человек, не желавших подчиняться, попытались взять контроль над кухней. В тот момент и надо было прижимать уголовную верхушку, но неожиданно мы столкнулись с полным отказом людей давать показания. Официально Тимарь ничего Алдану предъявить не мог, лишь шуганул. Уголовники притихли, но мы ждали в любой момент какой-нибудь гадости.

Мы сделали попытку отделить от воровской верхушки парней и мужиков, попавших в лагеря за мелкие преступления. Вначале получалось. Ребята старательно постигали военную науку, добросовестно стояли на постах. Но Алдан и Хунхуз предприняли свои действия, и эти парни, вчера еще нормальные, начали дурить.

Воровская верхушка нервы нам портила крепко, хотя командный состав в роте был далеко не слабый. Урки, разваливая дисциплину, четко знали грань, за которую переходить нельзя. Старательно козыряли офицерам и сержантам, шли на занятия или на пост, а затем начинали валять дурака.

Занятия по тактике превращали в клоунскую игру. Некоторые ни в какую не желали постичь устройство винтовки. Вернее, винтовку они знали неплохо, но дурили и тянули время. Самым излюбленным способом было «косить под больных». И это они умели, хотя старшину Бульбу провести было трудно. Что для зэка нагнать температуру на градуснике до 38-39 градусов? Пара пустяков! И вот шатаются по территории или дуются где-нибудь в укромном уголке в карты сразу десяток бездельников.

Заметно падала дисциплина и среди других штрафников. Кому охота, глядя на них, делать марш-броски по три километра или заниматься хозяйственными делами? Начались самоволки в соседние деревни за самогоном, некоторые приходили только под утро, значит, нашли подруг. Сажали нарушителей в землянку под замок. Помогало не слишком. Сержанты предлагали свой вариант: набить морду двум-трем особенно наглым и держать их закрытыми в землянке до отправки на передовую. Но Тимарь хорошо понимал, чем это может кончиться в бою. Пулей в спину. Уголовникам мы смогли противопоставить жесткие требования дисциплины и постоянный контроль. В противовес уркам мы сумели сплотить нормальных ребят, понимавших, что единственный выход для них — служить, как положено.

Люди продолжали прибывать, рота уже насчитывала три с лишним сотни человек. И, как зараза, распространялась на вновь прибывших блатная накипь. Например, в связи с непогодой несколько дней нерегулярно подвозили продукты. Наши повара делали, что могли, но из топора щи не сваришь.

Ели болтушку из серой муки, заправленную последними крохами жира. Каша тоже по принципу — крупинка за крупинкой гоняется. Хлеб заплесневевший, да и то половинная норма. Может, и хозяйственники были виноваты, а может, и правда дороги непроезжие.

Дождь лил дня три подряд. Приходилось чинить старые землянки и рыть новые, для пополнения. Привозить песок и гальку, чтобы не тонуть в грязи. Вот в эти трудные дни Алдан решил показать, кто в роте хозяин. Видимо, он дал команду, и началась повальная «болезнь». Запугивали новых бойцов — переменников, кое-кто ходил с синяками. Работа практически прекратилась. Жаловались на температуру и на головокружение от голода, натирали какой-то гадостью руки и ноги, появлялись язвы.

Шел тихий, хорошо продуманный саботаж. Хоть точные сроки отбытия наказания (от 1 до 3 месяцев) не всегда придерживались, но проваляв дурака и прикинувшись больными, можно было отсидеться подальше от фронта. Даже лишняя пара недель значила много. Ситуация осложнялась тем, что не хватало надежного сержантского состава. Все командиры отделений были штрафники, и приказы их зачастую игнорировались.