Прошло два года. Мир трещал по швам, но солнце продолжало светить, как прежде. Немецкие войска вошли в Париж под звуки марша «Эдельвейс». Правительство приняло режим Виши, маршал Петен подписал перемирие. Во Франции тоже появились продуктовые карточки и исчезла свобода.

«Немецкий попутчик – куда податься в Париже?» – прочла Сала заголовок брошюры, которую оставил на соседнем столике солдат. Она принялась с любопытством листать ее. «Для большинства из нас Париж – незнакомая земля. Мы приходим сюда со смешанными чувствами – превосходства, любопытства и лихорадочного ожидания. Даже название пробуждает особые ассоциации. Париж – наши деды видели его во время войны, подарившей немецкому королю императорскую корону. Париж – это слово всегда звучало загадочно и необыкновенно. Теперь мы проводим здесь свободные часы. Рю Рояль проглатывает и снова выплевывает бесконечный поток пешеходов и автомобилистов. Елисейские поля, Триумфальная арка, площадь Согласия, район Мадлен, широкие бульвары и грандиозные витрины роскошных магазинов, парк Монсо, площадь Республики, кладбище Пер-Лашез. Мы, солдаты, можем пойти куда угодно – в оперу, в театр на бульваре или в Фоли-Бержер. Нам не нужен путеводитель, мы познаем красоты города без посторонней помощи. И среди простой и нежной жизни этого города огней наше немецкое естество следует лишь одному девизу: не впадать в сентиментальность. Пришла эпоха стали. Направь свой взгляд на четкую, ясную цель. И будь готов к борьбе». Пока Сала сердито качала головой над банальностями, дверь распахнулась. Ввалились два подвыпивших немецких солдата и, широко расставив ноги, принялись по-хозяйски осматривать заведение. Взгляд парней остановился на двух молодых девушках. Солдаты направились к столику и, ухмыляясь, над ними нависли.

– La place ici… c’est libre… chez vous, Madame? – выдавил один из них, слегка поклонившись и изо всех сил стараясь вести себя вежливо, а потом объяснил товарищу, что спросил, свободно ли место рядом с дамами. Француженки ничего не ответили. Младшая пялилась в тарелку, а старшая внезапно посмотрела немцу в глаза, и толстяк принял это за приглашение.

– Merci.

Он жестом подозвал официанта и взмахнул рукой, как истинный светский лев.

– Champagne, s’il vous plait[18], – при этом он с довольным видом рассматривал обеих девушек.

Через несколько минут его долговязый белокурый товарищ решил, что пора приступать к действиям. Он с невозмутимым видом постучал по столу. Короткий удар, длинный, длинный – короткий, длинный – короткий, короткий, короткий – …

– Азбука Морзе, – прошептал Сале в ухо незнакомый голос. Она удивленно повернулась. За соседним столиком сидел симпатичный молодой человек. В элегантном светло-зеленом двубортном пиджаке он напоминал Кэри Гранта. И тоже укладывал густые волосы назад, используя немного помады. Он широко улыбнулся ей, сверкнув безупречно белыми зубами. И принялся переводить, прежде чем она успела попросить.

– «Что скажешь об этих шлюшках? Стоят наступления?»

Сала не знала, возмущаться или хохотать.

Короткий, короткий, короткий – длинный, короткий, длинный, короткий – длинный, длинный, короткий – длинный…

– И что? – прошептала Сала.

– «Неплохие девки, а?»

Девушка бросила на них такой взгляд, что Сала едва сдержала смех. Долговязый застучал еще – Кэри Грант перевел: «Приступим к делу», а толстяк решил снова попытать счастья с французским и спросить, желают ли дамы чего-нибудь поесть.

– Voulez-vous quelque chose manger? – судя по акценту, он был родом из Баварии. Очевидно, парень не слишком доверял школьному французскому и потому дополнял сказанное активной жестикуляцией.

– Как-то не слишком похоже на державу-победительницу, – прошептал Кэри Грант.

Сала беспокойно ерзала на месте. Ей вдруг понадобилось в туалет, но она не хотела пропускать спектакль. Поскольку обе красотки не реагировали на предложение, дылда прочистил горло и наполнил воздухом узкую грудь, готовясь перейти в наступление, но вдруг с огромным изумлением услышал, как рука младшей девушки, которая казалась такой застенчивой, застучала по столу: длинный, короткий, короткий, короткий – короткий, длинный, короткий, короткий – длинный, длинный, длинный, короткий – …

– «Глупость – дар Божий»[19], – сухо перевел Кэри Грант, а обе девушки тем временем встали и с каменными лицами прошествовали к выходу мимо покрасневших солдат.

– Глупые девки, – выругался долговязый.

Кэри Грант бесцеремонно расхохотался. Солдаты испуганно обернулись.

– Одни понимают азбуку Морзе, другие – немецкий язык. Вражеская страна полна опасностей, – сказал он.

Солдаты что-то пробормотали и наконец поспешили покинуть место своего позора.

– Простите мое вторжение, я Ханнес Рейнхард, из немецкого информационного агентства. Можно пригласить вас на ужин? – он слегка поклонился.

– А если у меня уже свидание, господин корреспондент?

– То вы бы сейчас не сидели рядом со мной.

– Какое нахальство, – Сала встала, собрала вещи и поспешила к двери. Ханнес догнал ее на улице. Дождь лил как из ведра. Ханнес быстро раскрыл зонт.

– Это «может быть»?

– Это «нет».

– Знаете французскую поговорку?

– Не сомневаюсь, что вы мне ее поведаете.

– «Если женщина говорит „нет“, она имеет в виду „может быть“; если она говорит „может быть“, то имеет в виду „да“»…

– А если она говорит «да»?

– То она шлюха.

Сала посмотрела на него, изумленно приоткрыв рот, а потом звонко рассмеялась.

– Мы могли бы сходить в театр, а потом где-нибудь перекусить. Вы уже видели Жуве в «Школе жен»? Должно быть, он очарователен.

– Люблю Жуве.

– У меня есть доступ в ложу прессы.

Он протянул ей руку. Они неторопливо шли под дождем, словно под солнечными лучами, и Ханнес продолжал весело болтать.

– Позавчера я встретил своего хорошего друга, Пьера Ренуара, который терпеть не может Жуве, и он рассказал мне такую историю: Жуве регулярно дает уроки актерского мастерства в Консерватории. И все ужасно боятся его едкой критики. Недавно, во время выступления одного из воспитанников, он выкрикнул в микрофон: «Бога ради, прекратите, бедняга Мольер перевернулся бы в гробу, если бы услышал, что вы творите с его текстами».

Сала изумленно прикрыла рот рукой.

– О нет, бедолага.

– Бедолага тоже оказался не промах, он забрался на рампу и ответил: «Ну, если бы он увидел вас вчера в „Школе жен“, то перевернулся еще раз».

Смеясь, они пошли дальше, пока не свернули на Рю Бордо к Театру Л’Атене.

Ханнес повернулся к Сале:

– И что, вы согласны?

– Да, но боюсь, теперь вы назовете меня шлюхой.

После представления они отправились в маленькое бистро неподалеку от площади Пляс Пигаль – «Ле Гард Тамп». Официант сразу принес им два бокала «Кир Рояля», после этого – тарты с луковым вареньем, потом жареное филе трески с тарелкой carottes oubliés и печеным картофелем с хрустящей корочкой и вино «Пюлиньи-Монраше». Сала не рискнула спросить, что такое «забытая морковь», но на вкус блюдо напоминало