— Ко всему привыкаешь, — пренебрежительно заявил гость, вынужденно почувствовавший себя героем. — Особенно когда живешь в буше.

Он пустился в длинный и не совсем членораздельный рассказ о леопарде, которого он однажды чуть не застрелил, и все с облегчением вздохнули, когда из темноты нарисовался Санта и объявил, что второе блюдо готово.

Конечно, холодную зрелую фасоль и консервированного лосося гастрономическими деликатесами не назовешь, но свою службу они сослужили, и к концу ужина окружной комиссар, накачанный джином, рассказывал нам совершенно невероятные истории про змей.

К счастью, флуктовый салат во время катастрофы не пострадал, и все потом признали, что Мэри, вложившая в него свою душу, превзошла сама себя и что это всем салатам салат.

При расставании я еще раз поблагодарил гостя за отвагу, помогшую мне поймать мамбу.

— Пустяки, мой дорогой, — легкомысленно отмахнулся он. — Пустяки, уверяю вас. Рад был оказаться чем-то полезным.

На следующий день, несмотря на все наши старания, Мартин оставался безутешен. По его словам, окружной комиссар простился с ним холодно, и теперь ссылки в дыру под названием Умчичи ему не избежать. Все, что мы могли сделать, — это написать комиссару письма благодарности за провальный ужин. В свое послание я добавил слова признательности за огромную помощь, оказанную мне хозяином. Я написал, что более эффективного окружного офицера, чем Мартин, я во всей Западной Африке не встречал.

Вскоре мне с моими подопечными пришлось погрузиться на корабль и вернуться в Англию, и вся эта история понемногу забылась.

Но примерно полгода спустя я получил весточку от Мартина следующего содержания:

«Вы оказались правы, старина, насчет застольных баек. Окружной комиссар теперь всем рассказывает, как он во время ужина поймал на столе зеленую мамбу, а вы были охвачены таким страхом, что совершенно потеряли голову. Я получил повышение и в следующем месяце уезжаю в Энугу. Я всем вам невероятно благодарен за организацию такой удачной вечеринки».

5

Все познается в сравнении

Семейный доктор покачал головой скорее печально, чем недовольно.

— Стресс, — повторил он. — Перетрудились, переволновались. Вам бы сейчас на три недельки в «Абботсфорд».

— То есть в психушку? — уточнил я.

— Какая же это психушка? Это очень уважаемая лечебница, специализирующаяся на нервных болезнях, — поправил он меня сурово.

— Иными словами, психушка.

— А я вас считал здравомыслящим человеком, — с грустью заключил семейный доктор.

— Так ее популярно называют. Мы говорим о впечатляющем готическом здании, похожем на голливудский замок Дракулы, на Строберри-Хилл… по дороге в Сербитон?

— Вот-вот.

— Тогда это не так уж плохо, — рассудительно изрек я. — Оттуда я могу сбегать в город к друзьям или в театр…

— Даже не вздумайте, — сурово перебил меня семейный доктор. — Полный покой и тишина — вот что вам необходимо.

— Ну хотя бы въезд в свет? — взмолился я.

— Это еще что такое?

— Ну как же. У дебютанток бывают выезды в свет. Почему бы мне не устроить въезд в свет? Вечеринка с избранными друзьями, которые пожелают мне счастливого пути в обитую войлоком палату.

Семейный доктор поморщился и вздохнул:

— Даже если я скажу «нет», вы все равно поступите по-своему. Так что устраивайте.

Небольшая вечеринка происходила в великолепном индийском ресторане в Сохо. Во время ужина я почувствовал, как что-то стекает по моему подбородку, и, вытерев рот салфеткой, с удивлением увидел на ней кровь. Она текла у меня из носа. К счастью, на фоне ресторанного освещения и декора, проблема не слишком бросалась в глаза, и мне удалось остановить кровь раньше, чем могли бы прозвучать неуместные комментарии. Но на следующий день мне повезло меньше.

По случаю предрождественской недели я должен был по пути в «Абботсфорд» отклониться от маршрута и завезти на Кингз-роуд плюшевого медведя почти в натуральную величину, который сидел в прозрачном пластиковом пакете и из всей одежды мог похвастать лишь красивым темно-бордовым галстуком.

Я вышел из такси, прижимая к себе медведя за объемистую талию, позвонил в дверь, и тут из носа у меня хлынула кровь. Держать одной рукой этого здоровяка, а другой останавливать кровотечение было практически невозможно, поэтому я зажал медведя между ногами.

— Что ты там делаешь? — спросила меня жена, оставшаяся в такси.

— Обять у беня из носа бошла кровь, — прогундосил я сквозь носовой платок.

С огромным медведем между ног и залитым кровью лицом я представлял из себя редкое зрелище даже по меркам Кингз-роуд.

Вокруг меня собрались зеваки.

— Оставь его в соседней кондитерской и попроси, чтобы они передали медведя Питеру, — прошипела жена. — Сколько можно так стоять!

Какое-то время толпа молча наблюдала за этим макабрическим спектаклем. Тут подошла женщина и с изумлением на меня уставилась.

— Что происходит? — спросила она неопределенно.

— Его укусил плюшевый мишка, — ответил какой-то мужчина, и все встретили эту шутку дружным хохотом.

Я нырнул в прибежище соседней кондитерской, оставил там медведя и, отдуваясь, добежал до такси. Мы снова поехали.

— Тебе не стоит так бегать, — сказала жена. — Относись ко всему спокойно.

— Как я богу отбоситься ко всебу спокойно, — заговорил я обиженно, — когда у меня идет босом кровь, а тут еще этот бедведь под бышкой?

— Откинься назад и расслабься, — умиротворяюще сказала жена.

Расслабься, ага, подумал я. Впереди три славные недели на то, чтобы расслабиться, пока вокруг хлопочут заботливые медсестрички, а от тебя ждут судьбоносных решений вроде того, что ты хочешь на ланч и какую температуру воды в ванной предпочитаешь. Так что расслабься. Тишина и покой. С этими мыслями я перешагнул порог клиники «Абботсфорд».

Я ничего толком не успел рассмотреть (кроме интерьера моей палаты, напоминавшего лучшие комнаты в дорсетском приморском пансионе двадцатых годов, и хорошеньких медсестер), почти сразу погруженный в золотой кокон фармакологического дурмана, и пребывал в блаженном состоянии зимней спячки двадцать четыре часа в сутки. А когда проснулся, бодренький и живенький, как белка, уже по-настоящему пригляделся к новому миру. Мое первое впечатление о медперсонале ошибочным я бы не назвал. Все сестрички, каждая по-своему, были на редкость привлекательными. Я как будто попал в руки участниц конкурса «Мисс Вселенная».

В дневную смену работали Лоррейн, шведская блондинка с глазами, которые переливались, как фьорд под солнцем; Зена, наполовину англичанка, наполовину немка, рыжеволосая, настоящий колобок, с неизменным удивлением в голубых глазах; и Нелли, чаровница из Басутоленда, вырезанная из лучшего молочного шоколада, с закругленным носиком, похожим на коричневую грибную шляпку. А еще была ночная смена. Брида, маленькая, с волосами цвета светлого меда, по-матерински заботливая, и, без сомнения, главная красотка Пимми (уменьшительное имя, а о полном