не беря в толк, чего ему от меня надобно. А когда все же сообразил, то задал самый тупой, но тем не менее единственно возможный в моем положении вопрос.

— Зачем?

— Затем, что вы с моим другом чем-то похожи.

Я опешил. Во мне, признаться, уже давно зрело ощущение, что все вокруг знают обо мне куда больше, чем знаю о себе я сам.

— С чего вы взяли?

— Роман, не будь тупицей. Вокруг тебя же не слепые. В тот день, когда я назвал тебе диагноз, «патологический автомобилист», помнишь? Я имел в виду тебя.

Я разглядывал свои руки. Марат терпеливо ждал.

— Из меня что, прет? — угрюмо спросил я, не поднимая головы.

— Многие видели, как каждый вечер после работы ты рвешься из города.

На самом-то деле рвался я вовсе не из города. К городу я равнодушен, как стал равнодушен ко многим вещам. Я рвался… Нет, я не мог ему сказать. Да и незачем.

Она оказалась очаровательным и милым созданием, эта светловолосая женщина, два месяца как вдова. Она была красива сказочно, я понимал это умом — той аналитической частью, которой Пуля обладает в стопроцентном виде. Но она была ничто рядом с моей Блондинкой. А потому ее красота меня не трогала.

Мне думалось, она будет лезть мне в душу. Зачем-то она изъявила желание со мной познакомиться: наверное, Марат наплел ей что-то. Я думал, она будет расспрашивать меня о дорогах. Но нет. Мы мило поболтали о том, о сем, в основном — на отвлеченные темы. Они с Маратом пили вино, я — кофе. Разглядывая эту женщину, Наташу, я понял, почему она дала согласие Марату, в то время как боль от потери мужа еще не угасла. Она была из числа тех женщин, кому просто необходима защита. Им нужно вручить себя кому-то, кто полностью позаботится о них, кто возьмет на себя ответственность даже думать за них. Не будь Марата, она дала бы согласие любому другому.

Разумеется, озвучивать все это я не стал. Я видел светящееся лицо шефа: он, наверное, вне себя от счастья, до сих пор не может поверить, что такая красавица согласилась быть с ним. А мне хватило десяти минут, чтобы понять, что за этой красотой ничего нет. Она пуста, эта Наташа. Ну, может, я и преувеличиваю, но это близко к правде.

И все-таки как женщина она была хитрой. Мы прощались; я стоял на пороге, готовый выйти из дома, внутренности и убранство которого даже не задержались в моей памяти. Наташа внимательно на меня посмотрела.

— Сейчас я поняла, что меня так поразило, когда вы только что вошли, и я вас увидела, — сказала она.

Она продолжала изучать меня. Все кому не лень изучают меня. Я же нонсенс, второго такого нет, черт возьми. Я молча ждал продолжения. А она ждала вопроса, я видел это, но медлил. Рядом ничего не понимающий Марат переводил взгляд с меня на нее. На его лице обосновалась вежливая улыбка, которая мне казалась глуповатой.

— Что же вас поразило? — спросил я равнодушно.

— У вас старые глаза…

Еще какое-то время мы смотрели друг на друга. Потом я молча пожал ей руку, вышел из дома и направился к машине.

На обратном пути Марат исподволь попытался разузнать, что же так тянет меня из города. Я понимал его интерес, он спрашивал меня, а думал о своем погибшем друге. Как затмить его в сердце красавицы, вот о чем он думал. Поначалу я отмалчивался. Потом, чтобы он отвязался, сказал, что меня просто привлекают путешествия, а еще я люблю ездить ночью. Он отвянул, и мне полегчало.

Что меня тянет? А ничего. Ни хрена меня не тянет из города. Меня не привлекают путешествия, я соврал, меня не прельщает исследование территорий, как это было раньше. Каждый день у меня один и тот же маршрут, одна и та же цель. Каждый день я езжу на ее могилу. Я столько не успел рассказать ей, и до сих пор остается слишком много.

В один из таких дней я вновь повстречался с Пулей. Стоял выходной день, и я приехал на ее могилу пораньше. Со вчерашнего дня мне уже столько нужно было ей рассказать. Я стоял на коленях у плиты, смотрел на нее, смеющуюся в лицо всему миру, а в перерывах между глотанием слез тоже пытался улыбаться.

Спустя вечность я поднялся, отряхнул колени. Цветы исчезли, кто-то основательно прибрался здесь. Я вернулся в машину и уже хотел ехать домой, но тут впереди меня остановился громадный «джип». Задняя дверца открылась, и я увидел его.

Какое-то время он стоял, глядя в мою сторону, решая, должно быть, подходить ему или нет. Я ждал, держа руку на ключах зажигания, готовый, если он отвернется, тут же тронуться в путь. В конце концов он все же направился ко мне.

Он не стал садиться рядом, не стал протягивать руку. Просто остановился с моей стороны, закурил. Я последовал его примеру. С минуту мы молча курили, не глядя друг на друга. Я знал, что он умеет выдерживать паузу. Да только теперь это умел и я.

— Ну как поживаешь? — спросил он без выражения.

— День за днем, — ответил я ему в тон.

Он выдал одну из своих топорных усмешек.

— Часто здесь бываешь?

— Каждый день.

Мне не было смысла юлить. Скажи я ему или нет, что это изменит?

— Вот что, Муха. Ты не знал Ольгу, как знал ее я. Поэтому открою тебе кое-что. Может, это и странно слышать от такого человека, как я, но она была бы рада, если бы у тебя все сложилось. Если есть рай, во что я не верю, но во что точно веришь ты, и она тебя видит оттуда, она будет счастлива.

— Сложилось — что?

Он хмыкнул.

— Ну, знаешь, эта хрень, которая заведена у людей. Каждой твари по паре.

— Исключено. — Я сам поразился вспыхнувшей во мне ненависти.

— И почему, можно узнать? — Пуля оглядел меня с усмешкой, но и с любопытством. Я знал природу его интереса. Я раскрыл его тайну, для меня Пуля — не загадка вовсе. Он ничего не чувствует, вот и весь секрет. У него нет чувств, у него нет эмоций. Он как механизм, аналитик. Его психоз — намного глубже и страшнее, чем мой. Ведь я свой осознаю, а он твердо верит, что стоит на ногах незыблемо. Вот ему и любопытно, что чувствуют другие.

— Я не хочу травмировать кого-то, — ответил я ему честно. —