Я искривил губы.

— Бабетта, давай говорить серьезно. Эти титулы ничего не стоят, так как здесь власть императора… скажем прямо, никакая. Другое дело, если бы он пожаловал мне титул и земли там, на Юге в своей империи…

Она задумалась, и хотя я брякнул вот просто так, для примера, но, возможно, во время доклада в имперской канцелярии Бабетта сообщит, что Ричард настойчиво добивается земель на южном континенте, и десятки советников начнут прикидывать разные варианты решения такой деликатной проблемы.

— Бабетта, — сказал я нетерпеливо, — давай я брякну в лоб, мы же друзья, не так ли?.. Я тоже смутно заинтересован в сближении с императором, но только — смутно. Так как вообще не представляю, что можно от него взять. Сам же император пока что считает ниже своего достоинства прислать мне приглашение посетить его резиденцию или хотя бы его земли! Верно? Не отрицай, во-первых, это так, во-вторых, меня это устраивает, других дел много, не придется отказываться. А там император созреет и до более тесных контактов.

Она слабо улыбнулась.

— Император вечен и неизменен.

— Но меняюсь я, — произнес я настолько скромно, что это прозвучало почти как угроза. — И потому мир меняется тоже.

Бабетта поцеловала меня в губы страстно и чувственно, пообещала таинственным шепотом на ухо, что еще увидимся, и растаяла прямо посреди шатра.

Спохватившись, я попытался увидеть ее в других диапазонах, но, увы, кроме меня, никого, а полог даже не шелохнулся. Похоже, вот так приоткрывшись чуть больше обычного, она еще раз намекнула таким образом, что нужно стремиться к сближению с Югом, там и мне что-то да перепало бы сверх того, что имею.

— Я и тем не пользуюсь, — пробормотал я, — что есть, так что не надо соблазнять льва косточкой жареного воробья.

Еще раз повидавшись со всеми лордами и крупными военачальниками, с одними переговорив, других похлопав по плечу, показавшись простым воинам и погарцевав у них на виду, я вскинул руку в прощании и понесся в сторону Севера.

На этот раз Бобик ворчал, но, закрыв глаза и съежившись, дал затянуть себя в раздвинутую до предела раму Зеркала Горных Эльфов, в то время как арбогастр лишь фыркнул, но и то потому, что пришлось пригибаться, что оскорбляет гордое животное, да еще и ноги сгибать…

— Ребята, — пообещал я, — когда-нить отработаем эту систему! Чтоб щелкнуть пальцами, а перед нами распахивается портал, а по раме гирлянды роз висят, а то и свисают даже… А мы вот так прямо втроем одним скачком на ту сторону! И никаких тебе зимних морозов, а только птички чирикают и щебечут…

Арбогастр внимательно слушал, а я поднялся в седло и разобрал повод. Бобик радостно гавкнул и понесся крупными скачками, то и дело оглядываясь.

Первыми, естественно, я увидел конные разъезды Норберта, быстрые и хищные, как пустынные муравьи. Моментально развернувшись, они тут же ринулись в мою сторону, готовые вступить в бой, если под моей личиной кто-то иной, но я дружелюбно помахал рукой, арбогастр наддал, и через несколько минут мы уже въезжали, сбросив скорость, в расположение лагеря, где, несмотря на его временность, шатры и палатки расположены в строгом порядке, как и места для костров.

Недельный отдых, как я понял, в самом разгаре, отлучился я на пару дней, что можно не принимать в расчет, это как бы и не исчезал, можно представить себе, что сидел, запершись в шатре, и двое суток, как аскет какой, предавался высоким размышлениям о Божественном и Высоком Предначертании Паладина. Или, напротив, развлекался с бабами, раз уж в походе в седле как-то не весьма, и только вот на привале и удается.

Воины радостно кричали, завидев то ли меня, то ли бегущего впереди Бобика, а из шатров начали выглядывать лорды. Первым вышел и преклонил колени герцог Клемент, даже без доспехов громадный и громоздкий, следом выбежал Альбрехт, и от дальнего шатра показались двое всадников на украшенных красным с золотом попонах конях.

Я узнал принца Сандорина и принцессу Аскланделлу, они оба неподвижны, словно чучела, но я все равно ощутил их радость, даже со стороны принцессы, что как-то пугает даже.

Я улыбался, помахал рукой, изображая мимикой и телодвижениями великое щасте, вдруг обуявшее меня при виде их.

Ратники перехватили повод коня; я соскочил на землю и сказал весело:

— А жизнь, оказывается, хороша!

Принц Сандорин и принцесса остановили коней и смотрят на меня весьма неодобрительно, что-то я не так сделал, но это, скорее, комплимент, так как делай я то, чего от меня ждут, я бы дослужился до баннерного рыцаря, но не выше.

Клемент прогудел:

— Как поездка?

— Отлично, — ответил я. — По свежему воздуху… вскачь… Птички поют! А какие бабочки…

Альбрехт подошел, сказал с похвалой:

— Везет же вам, мой лорд! А у нас они тут все подохли с первыми же заморозками.

— Гм, — сказал я в затруднении, чувствуя, что не то ляпнул, — это у вас какие-то неправильные бабочки. Кто ж зимы боится? Как будто она впервые! Пора бы и привыкнуть. Ладно, все ко мне, я выслушаю ваши оправдания со всей строгостью. По случаю приезда вешать никого не буду, а потом посмотрим.

К моему изумлению, на импровизированный Военный Совет, хотя это и не совет, а так, встреча, явилась и Аскланделла в сопровождении принца. Я хотел было ему передать привет от Лиутгарды, но подумал, что это будет не совсем зело. Хоть он и сказал тогда с достоинством, что его сердце принадлежит прекрасной Лиутгарде, но мало ли что мы говорили вчера.

Стол быстро накрыли, а я, пользуясь суматохой, быстро создал перед Аскланделлой, благо она сидит рядом со мной, почти касаясь локтем, вазочку с мороженым в хрустальной чаше из изумительно тонкого и чистейшего стекла.

Народ шумит, рассаживаясь, сразу хватают блюдо с жареным мясом и тащат к себе ближе, тут же со всех сторон наливают вино, шум, гам, крепкие мужские голоса наполняют пространство шатра так, что приподнимается крыша и раздуваются стенки.

Аскланделла вздрогнула, взгляд ее метнулся по лицам лордов, я тоже ощутил его острый, как булавка, но беспечно беседую с Альбрехтом, и она, поколебавшись, взяла серебряную ложечку, что воткнута между белоснежными шариками, осторожно зачерпнула с краю это непонятное кушанье…

Я наблюдал краем глаза, она пробует медленно и сосредоточенно, но вот же, зараза вымуштрованная, ни вспискнула даже, ресницей не дрогнула, разве что чуть быстрее зачерпнула ложечкой новую порцию.

Правда, может быть, где-то в середине и позволила себе показать некоторое удовольствие, но я уже не смотрел, общался с лордами, у всех есть, что сказать, и только когда доскребывала остатки, я, продолжая молоть какую-то чепуху Альбрехту, сосредоточился, представил себя отчетливо сливочное в шоколаде с тертыми орешками.