– Мы это как раз и собираемся сделать, – процедил Андрей Никитич. – Но если вы нам постоянно будете ставить палки в колеса…

– Но здесь действительно есть кто-то посторонний! – сердито сказала я. – Вы забыли уже, о чем я вас предупреждала? Если здесь прячутся эти люди, они не будут с нами церемониться. Не надейтесь!

– А это на что? – сурово сказал Андрей Никитич, поднимая руку с обрезом. – Или вы нас совсем за идиотов считаете?

– Э-э… А может, действительно сначала все обшарим, Андрюша? – неуверенно проговорил Вампир, которого мое сообщение, похоже, напугало больше. – Не хотелось бы нарываться. Самим спокойней будет.

Андрей Никитич сумрачно посмотрел на брата и сказал презрительно:

– Ты для чего меня сюда притащил? Ясное дело, нужно держать ушки на макушке. Только сопли тоже распускать нечего. Нет тут никого, понял? Были бы – ты узнал бы первым! Пошли делом заниматься! А наши следопыты пускай обеспечивают безопасность – чем-то они должны заниматься? – И, весьма довольный своим остроумием, Андрей Никитич решительно направился к воротам замка.

Не обращая внимания на бродящего по двору Виктора, братья проследовали в дальнюю башню, наиболее пострадавшую от времени, и скрылись в дверном проеме, затянутом роскошной, радужно переливающейся паутиной.

Двор замка когда-то был вымощен серыми каменными плитами. Часть из них сохранилась. Многие потрескались, иные вообще куда-то исчезли, а некоторые стояли дыбом, точно их вырвало из земли чудовищным взрывом. На одной такой плите сидела большая зеленая ящерица, сверкая на солнце, как драгоценный камень.

Между тем Виктор снова махнул мне рукой и нырнул в какой-то узкий лаз у подножия ближней башни. Я двинулась за ним, спотыкаясь на обломках, и наконец оказалась в каменном коридоре, из которого тянуло сыростью. Здесь было совсем темно, и я с трудом различала впереди долговязую фигуру Виктора, осторожно пробиравшегося вдоль шершавой глухой стены.

Однако наш фотограф оказался предусмотрительнее меня – вскоре в его руке вспыхнул карманный фонарик, луч которого выхватил из темноты низкие своды и каменную кладку стен. Неожиданно обнаружилось, что стена вовсе не такая глухая – во многих местах имелись чернеющие провалы, обозначающие то ли вход в какие-то помещения, то ли поворот коридора. Каждый такой провал Виктор тщательно осматривал, светя себе фонариком.

Я полностью доверилась его опыту и просто послушно шла за ним, гадая, что нас ждет за следующим поворотом. Мы продвигались медленно, но тем не менее уже довольно далеко ушли от входа в башню, и теперь ни единого звука снаружи не доносилось до нашего слуха. Чем заняты в этот момент братья Коробейниковы, можно было только догадываться.

Наконец Виктор остановился у подножия узкой каменной лестницы, щербатые ступени которой убегали куда-то наверх. Виктор осмотрел пыль на ступенях, опустившись на колени, и хмыкнул. Обернувшись ко мне, он предостерегающе поднял вверх палец и еле слышно шепнул:

– Возможно, там!

Я поняла, что он нашел какие-то следы и предупреждает меня быть осторожной. Собственно, предупреждать было не обязательно – в этой каменной ловушке, пропахшей могильной плесенью, я вся была переполнена осторожностью. Каждую секунду я ждала, что из темноты вот-вот выскочит какой-нибудь вурдалак с седыми висками, и очень огорчалась, что обрез карабина находится сейчас в другой башне. Таким образом, я потихоньку начинала понимать образ мыслей братьев Коробейниковых.

И еще я завидовала Виктору, который умудрялся ступать совершенно бесшумно, несмотря на то что под ноги нам все время что-то попадало – то какая-то труха, то мелкие камешки, то ступенька, осыпавшаяся настолько, что нога отказывалась на ней держаться. Я-то, во всяком случае, грохотала по дороге, как вырвавшийся на свободу слон.

И все-таки проклятая лестница закончилась. Мы вдруг оказались на чем-то вроде лестничной площадки, где было светло и пахло лесом. Сквозь изрядную дыру в стене били плотные лучи солнца, и в этих золотых полосах густо плавали пылинки, суетилась сверкающая мошкара и вспыхивала искрами паутина. Здесь снова начиналась лестница, которая вела еще выше, и два дверных проема – побольше и поменьше. На каменном полу под нашими ногами по-хозяйски расположились какие-то вьющиеся растения с белыми цветами – лес прорывался сюда через каждую щель.

Виктор внимательно осмотрел обе двери, предостерегающе поднял ладонь и, прижавшись к стене, осторожно заглянул в одно из помещений. Я с напряженным вниманием следила за ним, готовая в любую минуту броситься на выручку, хотя помощь от меня в подобной ситуации могла быть, скорее, моральной.

Но по тому, как расслабился Виктор, я поняла, что опасность нам пока не грозит. Он обернулся и кивнул мне. Мы вошли в низкую дверь.

Перед нами была совсем крошечная комнатка с единственным маленьким окном, вернее, бойницей, выходившей на голый склон холма. На каменном полу в углу комнаты лежал прикрытый одеялами матрац. Рядом стояла вместительная сумка с длинными ручками, из которой выглядывало горлышко бутылки. Виктор знаком приказал мне следить за входом, а сам занялся содержимым сумки.

Бутылок там оказалось несколько – ром, коньяк, токайское вино, просто водка, – кроме того, еще пара опорожненных бутылок стояла у противоположной стены. Разумеется, затворник, живший здесь, пробавлялся не одной огненной жидкостью, за матрацем нашлись несколько больших пластиковых бутылок с минеральной водой. Пропитанием он тоже был обеспечен неплохо – в серебряную фольгу были завернуты хлеб, сухая колбаса, ветчина, пирожки, какие-то фрукты… Спиртовка и обгоревший кофейник указывали на то, что кофейком этот человек тоже себя баловал.

Больше у меня сомнений не было. Я уже видела такие пирожки прежде – их пекли на кухне пани Шленской. Да и одеяла в логове отшельника тоже кое-что мне напоминали. Наша хозяйка устроила тут что-то вроде филиала гостиницы. Но кто же единственный его постоялец и где он сейчас? Я посмотрела на Виктора.

Он прочел вопрос в моих глазах и вместо ответа знаком предложил мне выглянуть в бойницу. Я немедленно это проделала и убедилась, что из этой комнаты открывается замечательный вид на холм. Человек, живший здесь, несомненно, заметил, как мы поднимались к замку, и загодя принял меры, то есть, попросту говоря, смылся. Искать его бессмысленно. Вряд ли он остался в замке, а в чаще он был неуловим.

Виктор продолжил осмотр сумки, а я напряженно размышляла, что же все это может значить. Меня снова взяли сомнения. Эта жалкая конура, одинокая постель, припасы со стола пани Шленской, обильная выпивка – все это никак не вязалось с образом жестоких и целеустремленных охотников за кладами. Скорее, здесь жил изгой, не имеющий ни ясной цели, ни прочной опоры в жизни. Пани Шленская была его единственным связующим звеном с миром – спасительным звеном. И вдруг меня осенило.

– Послушай, Виктор! – трагическим тоном прошептала я. – А ведь это маньяк! Как же я сразу не догадалась? Ну конечно! Оттого пани Шленская так бесстрашно и разгуливала по ночам, что ей самой маньяк был не страшен. Она его хорошо знает. Кто он такой, сейчас неважно. Но мы должны его обязательно поймать. Потому что иначе все у нас сорвется. Рано или поздно полиция выйдет на это убежище, спугнет наших убийц, и тогда они затаятся – возможно, надолго, – а мы не можем ждать. Мы должны его найти. Надо срочно что-то придумать!