– Извини, я не нарочно, – хмыкнула я. – В следующий раз будь осторожней.

– Да уж, – протянула Ева, – учудил Оскар. Почему он ради тебя исключение сделал?

– Его попросил об услуге Максим Антонович, – пояснила я. – Муж тебе не говорил о приезде писательницы Арины Виоловой? Это мой псевдоним, в миру я Виола Тараканова.

– Не-а, Оскар ничего не говорил, – произнесла Ева. – Так ты знаменитость!

– Не самая крутая, – усмехнулась я. – Просто один мой высокопоставленный приятель любезно попросил мэра устроить меня в Беркутове с наивысшим комфортом.

Ева, совершенно меня не стесняясь, вылезла голая из-под одеяла и начала одеваться.

– Значит, ты пишешь книги.

– Детективы, – добавила я. – Сюда приехала за новым сюжетом.

– Хорошо зарабатываешь? – деловито уточнила доктор.

– Не жалуюсь, – в тон ей ответила я, – хватает на кусок хлеба с маслом и икрой. А почему тебя мои гонорары заинтересовали?

Ева села в кресло.

– Не рассказывай никому, кого сегодня ночью видела в президентском номере, ладно? Если будешь болтать, можешь мне здорово жизнь испортить. Поползут сплетни, рано или поздно дойдут до коллег, навредят моей репутации. Да и Оскар начнет вопросы задавать, у него подчас случаются припадки немотивированной ревности.

Я опустила взгляд – слово «немотивированной» в данной ситуации было не особенно кстати.

– Окажись ты бедной, – разглагольствовала Ева, – я бы тебе тупо денег предложила, вот и попыталась выяснить, сколько ты получаешь в месяц.

– Спасибо, денег мне не надо, – быстро произнесла я. – Кстати, и обеспеченный человек может быть трепачом, умение помалкивать не зависит от толщины кошелька.

– Ты права, – кивнула Ева. – Ладно, сама придумай, что хочешь за свое молчание.

Я внимательно посмотрела на Еву. Учитывая ситуацию, она держится достойно – мило улыбается и изображает полнейшее отсутствие беспокойства. А еще Ева несколько раз вскользь упомянула о том, что Оскар неревнив. Но, думаю, на самом деле положение не так уж радужно. Какой муж придет в восторг, узнав, что его жена тайком встречается в гостинице, принадлежащей ему же, с любовниками? Наверняка Ева сейчас нервничает, но она хорошая актриса, поэтому и сохраняет на лице маску равнодушия.

Я тоже встала и пересела на ее край кровати. Очутившись с Евой лицом к лицу, решительно сказала:

– Бумажник расстегивать не придется. Меня интересует информация.

– Какая? – ничем не выдав своего удивления, поинтересовалась Ева.

– Об Ирине Богдановой, – уточнила я.

Ева положила ногу на ногу.

– Художница. Может исполнять желания людей. Народ в Беркутов катит со всех концов России…

– Спасибо, – остановила я Еву, – цитатами из буклета про жизнь создательницы «исполнялок» сыпать не стоит. Ты встречалась с этой женщиной лично?

Доктор чуть нахмурилась.

– А ты слышала о врачебной тайне? Я не имею права разглашать подробности о больных. Своих ли, чужих – без разницы. За такое могут попросить из профессии.

– А ты небось знаешь о болтливых тетках, которые не способны удержать язык за зубами, – нараспев произнесла я. – Им вроде и хочется промолчать, а орган без костей сам собой – ла-ла-ла…

Ева склонила голову к плечу.

– Это шантаж?

Я замахала руками.

– Конечно нет. Просто так, для развития беседы я это сказала.

Ева распустила косу и расчесала ее пальцами.

– Где гарантия, что ты, узнав все о Богдановой, промолчишь о нашей встрече?

– Гарантии дают лишь в магазине бытовой техники, – вздохнула я, – тебе придется рискнуть и поверить мне. Сразу скажу: твои делишки меня не интересуют.

Ева потерла ладонями щеки.

– Хорошо. Что ты хочешь знать про Богданову?

– Все! – жарко воскликнула я.

Она кивнула.

– Ладно, слушай…

…Как-то раз Владимир Яковлевич Обоев вызвал Еву в отдельную палату, показал ей неподвижно лежащего на койке мужчину и сказал:

– Твой новый подопечный.

– Что с ним? – спросила Ева.

– Был инсульт, – пояснил Обоев, – сейчас подключаем кучу специалистов. Основная задача – его реабилитация.

– Воскрешение Лазаря мне не по плечу, – пробормотала Ева, которой даже при внешнем, очень кратком осмотре стало понятно: несчастный скорее мертв, чем жив.

– Откуда столь пораженческий настрой? – возмутился Обоев. – Необходимо бороться, а не опускать руки!

И Ева начала вытаскивать Илью Николаевича с того света. Врач знала про Богданову, слышала, что Ирина поселилась в Беркутове. И что благодаря ее появлению в городскую казну, в частности в больницу, потекли деньги. Но, пытаясь помочь пациенту и достигнув вполне впечатляющих результатов, Ева и понятия не имела, чьим отцом является ее подопечный. Да, он был зарегистрирован в клинике как Богданов, только разве эта фамилия редкая?

Благодаря титаническим усилиям врачей Илья Николаевич смог поправиться, сел в инвалидную коляску, стал разговаривать и несведущему человеку мог показаться почти нормальным. Но Ева-то знала, что до выздоровления Богданову далеко. У него часто путалась память, он нес чепуху и, естественно, не мог жить один. У пациента случались разные дни. Например, в понедельник он просыпался вполне нормальным человеком, смущаясь, просил отвезти его в туалет, спокойно завтракал, смотрел телевизор и вполне разумно рассказывал о своей семье: о матери, которая не хотела, чтобы ее мальчик женился, о рано умершей жене, о больной дочке, которую спас в свое время Владимир Яковлевич. Но во вторник перед Евой представал другой человек, он говорил про убийство своего ребенка, требовал расстрелять Обоева, а Еве сулил все кары небесные за то, что она зацементировала ему ноги. С течением времени просветлений стало больше, в состоянии Богданова наметилась положительная динамика, и Ева не удивилась, когда Обоев принял решение выписать Илью Николаевича. Лишь уточнила:

– Он попадет в хорошие условия? Родственники будут выполнять мои предписания? Если Богданов прекратит прием необходимых препаратов, последствия могут быть непредсказуемы.

– Не волнуйся, – успокоил ее главврач, – Илья мой старый приятель, за ним присмотрят лучше некуда.

Поскольку Ева была не основным лечащим врачом Богданова, а только психиатром-консультантом, она не встречалась с близкими пациента и не присутствовала при его выписке.

Прошло лето. А осенью, где-то в ноябре, Обоев спросил у нее:

– Помнишь Богданова?

– Да, – подтвердила психиатр. – Как он поживает?