Значительная часть моих рассуждений касается будущих художников, но в случае инженеров, менеджеров, адвокатов или врачей все точно так же. Необходимо всегда задумываться, чего общество от нас хочет и какие дает нам шансы. Мы не обязаны соглашаться с условиями, которые ставит нам жизнь, и порой в героическом порыве отправляемся на бой с очевидным приговором судьбы, однако надо понимать, что это рискованно. Если можешь себе такое позволить – пробуй, но помни: ты можешь проиграть.

Когда молодой человек принимает решение, чем он будет заниматься, самое большое значение, на мой взгляд, имеет то, не поддается ли он иллюзиям и насколько правильно оценивает свои силы, возможности и характер. Следует метить высоко, но не витать в облаках, ибо падение на землю причиняет боль. Я встречал множество людей, упивавшихся идеалами, а при столкновении с трудностями впадавшими в сомнения и цинизм. Но видел и многих, растративших данный им потенциал: они осторожничали, ценили безопасность и комфорт и струсили перед лицом препятствий. К сожалению, хорошие советы должны быть немного условными и неопределенными – почти так же, как всякого рода предсказания. Просматривая изредка журнальные гороскопы, я умиляюсь изменчивости вероятностей, предлагаемых автором с целью избежать ошибки. Гороскопы – несомненное жульничество, и я не хотел бы советовать столь туманно, в стиле “бабушка надвое сказала”.

Конкретных советов не осталось, так что вернусь к этому нестерпимому “я хочу” и расскажу уже неактуальный анекдот. Закат Советского Союза: дефицит всего, еду не покупают, а достают по знакомству. В зоопарке у клетки с тигром стоит группа колхозников и слышит, что ежедневно он съедает несколько килограммов телятины. Колхозник отводит экскурсовода в сторону и с недоверием спрашивает: “Этот тигр правда может столько съесть?” Тот пожимает плечами: “Съесть-то он съест, только кто ему даст?”

Анекдот о России и зоопарке напоминает другую, невымышленную историю. Мои студенты-режиссеры как-то познакомились с довольно молодым нуворишем (в России их называют новыми русскими). Заметив, что он уже пьян, они споили его окончательно, до потери сознания, после чего принесли в зоопарк, положили в пустой клетке на солому и повесили табличку: “Homo sapiens – обитает на всех континентах, потребляет до двух тысяч калорий в день, всеядный, теплокровный, примат”. Перед клеткой стояла камера и снимала проходивших мимо посетителей – они заглядывали внутрь и бурными аплодисментами встретили пробуждение пьяницы. Он никак не мог понять, как там оказался и почему по соседству сидит горилла. В завершение этого совершенно неприглядного эксперимента студенты предложили протрезвевшему герою выбор: они платят ему гонорар и показывают фильм по телевидению, либо он платит им намного больше за то, чтобы его не показали. В этой грустной и глупой истории мне видится пронзительная метафора: возможно, наш род уже прошел апогей своего развития и вскоре нас заменят какие-нибудь супермены, а мы в нынешнем виде отправимся в зоопарк. Вроде бы научная фантастика, но ведь никому не известно, куда идет эволюция. Все механизмы естественного отбора, благодаря которым мы стали такими, внезапно расшатались, свои гены распространяют не лучшие представители вида (лучшие слишком заняты собой), и вообще, homo sapiens неохотно размножается в условиях комфорта.

Размышляя о карьере и самореализации, я с интересом задаю один и тот же вопрос успешным людям – тем, кому бесспорно повезло, будь то в искусстве, науке или бизнесе. (У бизнесменов, кстати, он вызывает наибольшее оживление.) Я спрашиваю, верят ли они, что добились всего собственными силами, просто были лучшими и поэтому выиграли в честной борьбе с достойными конкурентами. Словом, сколько здесь их личной заслуги, а в какой степени помогли обстоятельства, слепой случай или милость Божья, как сказали бы верующие христиане. Ответы бывают разные, но у меня складывается впечатление, что чем глубже человек смотрит на мир и жизнь, тем больше таинственности видит в своем успехе. Конечно, он не приходит ниоткуда, необходимо соответствовать изначальным требованиям. Нужно иметь талант, упорство, умение вовремя придумать хорошую идею, но при этом очень часто случаются непредвиденные вещи, иначе говоря, проявления загадки или Тайны (как верующий человек, пишу это слово с большой буквы). Многие люди, добившиеся успеха, признают, что рядом были столь же способные и упорные, и нельзя понять, почему одним повезло, а другим нет.

Наука содержит множество недооцененных, забытых и заново совершаемых открытий. Даже авторство великих идей часто оспаривается, и нередко слава обрушивается не на того, кто сделал открытие, а на того, кто его распространил, у кого был “медийный” талант и снова – та удачливость, которую невозможно заслужить: она либо есть, либо нет.

Лесли Карон и Брижит Фоссе на съемочной площадке “Императива”, 1982 г.

Подобные примеры известны и в искусстве. Здесь тоже никогда не ясно, насколько объективны оценки, хотя у людей просвещенных и восприимчивых есть некая общая интуиция, которая наперекор постмодернизму подсказывает, что хорошо, а что плохо. Я обращаюсь к элементарным аргументам за неимением иных: произведение искусства обладает ценностью, если встреча с ним делает человека лучше, богаче, мудрее, помогает понять мир и себя самого. Если после общения с произведением (например, с мыльной оперой или банальной поп-песней) мы не изменились, значит, оно пустое, наподобие жевательной резинки – дарит иллюзию, но не питает.

И еще один упрямый аргумент. Цитируя латинское изречение de gustibus non est disputandum – “о вкусах не спорят”, релятивисты ошибочно его интерпретируют. По их мнению (с которым я не согласен), это выражение означает, что дискутировать не имеет смысла, поскольку у всех разные вкусы и никто никого не переубедит, тогда как речь идет об обратном – эту мысль любил повторять художник Франчишек Старовейский, – вкус либо есть, либо его нет. Вкус можно выработать, и это многолетняя работа. Он формируется в процессе знакомства с достойными произведениями искусства. Отсутствие вкуса презрительно называют безвкусицей. Тот, у кого он есть, не может спорить, хорошо ли сочиняли музыку Моцарт и Бетховен, хорошо ли писали картины Эль Греко и Веронезе. Человек, имеющий вкус, не станет это обсуждать, ибо понимает: есть только один ответ. Это создатели великих произведений. Конечно, можно не соглашаться в деталях: ставить Прокофьева выше Малера, а Камю предпочитать Грэму Грину, но это умещается в рамки хорошего вкуса. А плохой вкус? Все популярное, дешевое, простое, вроде и приятное, но по сути являющееся кичем.

Я знаю, что коснулся взрывоопасной темы, и приведу пример из сферы низкой культуры, где с легкостью можно говорить об успехе: он выражается в количестве заработанных денег или проданных экземпляров. О художественных ценностях мы не говорим, так как их сложнее измерить, хотя можно увидеть. Ценность искусства определяется тем, как оно действует на взыскательную публику, наделенную вкусом или выработавшую его. Если творение вызвало отклик у таких людей, можно говорить об успехе во всей глубине данного понятия. Коммерческий успех радует бухгалтеров, но если произведение будет распродано и при этом оставит людей равнодушными, у художника есть повод расстроиться. Авторы, угождающие узкому кругу, могут питать иллюзии, что это истинные ценители, но велик риск, что они – всего лишь снобы, клика адептов, маньяков, коллекционеров или фанатов. Подчеркнем различие между фанатами и поклонниками. Фанат происходит от слова “фанатик”, и серьезного художника не может радовать фанатизм, ведь быть фанатом – просто признак принадлежности к группе; поклонников же объединяет нечто большее – совместное переживание искусства, поэтому им не нужна исключительность. (Поклонник бельканто не может любить только одного оперного певца, а для фаната существует единственный идол, и ни о ком другом он не желает слышать.)