он начинает дарить мне украшения, которые ему явно не по карману. Конечно, это веселит, но мне невдомек, что расплачивается Донат деньгами клиентов, и в итоге вскоре у него возникают проблемы с законом, а потом и с женой.

– Мы можем просто уехать и начать все заново, – предлагаю я однажды. – Если ты заберешь всю кассу, то этого хватит, по крайней мере, на первое время.

– Но это будет означать конец моей карьеры, – ошеломленно шепчет он.

– У тебя есть выбор: оставь меня и возвращайся к супруге, клиентам и их проблемам, живи так же тихо и незаметно, – парирую я. И вот мы уже отправляемся в Алжир, а затем и в Европу.

Мы живем в лучших отелях, ужинаем в дорогих ресторанах и наслаждаемся яркой, экзотической жизнью, которая, как известно, стоит дорого. Адвокат Донат Прилуков, как и все другие мужчины в моей жизни, полностью вверяет мне свою судьбу, а я не привыкла считать копейки и задумываться о бытовых вопросах. Все решения должен принимать мужчина, а предназначение женщины – быть дорогим украшением. Так, по крайней мере, нам внушали в институте благородных девиц. Правда, нам напоминали, что скромность – одна из главных добродетелей. Вот только скромницы обычно нравятся ничтожествам, которым не под силу достойно обеспечить возлюбленную. Такие люди твердят о том, что женщины корыстны, но на деле они не способны даже заплатить за ужин.

Деньги Доната заканчиваются, а вместе с ними он теряет и присущее ему спокойствие. То и дело любовник устраивает скандалы из-за моих якобы неразумных трат, и мне остается только плакать от осознания того, что я оказалась в ловушке.

– Обладай ты хоть каплей благородства, оформил бы страховку и покончил с собой, раз не способен нас обеспечить, – в сердцах бросаю я после очередной ссоры и, хлопнув дверью, отправляюсь слоняться по улицам Венеции.

Здесь на набережной, неподалеку от лучшего венецианского отеля «Эксельсиор», я встречаю Павла и Эмилию Комаровских, пару, с которой была знакома еще в те годы, когда мы с Василием не проклинали друг друга при встрече. Эмилия была в меня влюблена, а ее мужу доставляло удовольствие наблюдать за нашим романом. Сейчас же она с безучастным видом смотрит на прохожих, сидя в инвалидном кресле. Павел, который выглядит подтянутым бравым воякой, завидев меня, радостно машет руками, а затем неловко заключает в объятия. Выясняется, что он добровольцем ушел на войну с японцами, а жена последовала за ним, став медсестрой. Спустя некоторое время Эмилия почувствовала недомогание, но не придала этому значения. День за днем ей становилось хуже, и вскоре она превратилась в тень той яркой девушки, с которой мы были когда-то знакомы. Павлу пришлось оставить службу и посвятить себя уходу за умирающей супругой, благо на то были средства.

– Проблема в том, что умирать она может еще долго. При этом Комаровский достаточно богат, чтобы содержать такую женщину, как я, – бросаю я в разговоре с Донатом и с вызовом смотрю на него.

Я жду, что Прилуков оскорбится и уйдет, поняв, что больше мне не нужен, но вместо этого он пристально глядит на меня и холодно заявляет:

– Раз она больна, то никто не заподозрит в ее смерти ничего особенного. Можно легко приблизить кончину с помощью пары инъекций. Мы ведь в Европе, здесь всегда это было в моде. Это… венецианская традиция, если хочешь.

Необычайно высокого роста, худощавая, элегантно одетая, с благородными чертами лица и сверкавшими жизнью, невероятно живыми глазами, всегда смеющаяся, кокетливая, находчивая и разговорчивая даже в тяжелые минуты. Она раба своей страсти к роскоши, удовольствиям, а следовательно, и деньгам.

Из газетной заметки тех лет о Марии Тарновской 

* * *

Эмилия, дни которой сочтены, рада встретить любовь своей юности. Она с улыбкой приветствует меня, когда я прихожу к ним в гостиницу, и с готовностью протягивает руку для укола – я делаю его таким же позолоченным шприцем, каким мы пользовались в те безумные годы на заре наших отношений. От уколов она чувствует себя хуже, но это принимают за естественное течение болезни, поэтому никто не удивлен ее кончине.

– Это ужасно! Она была такой красавицей! Только молю тебя, не давай тревожить тело, пусть его просто подготовят к похоронам! – говорю я Павлу, узнав о смерти дорогой подруги.

Это совет Доната, который всерьез увлечен изучением ядов и за последние несколько недель превратился в моего тайного поверенного. Я не знаю человека умнее, смелее и решительнее, чем он. Во мне растет если не любовь, то благодарность к нему. Мы с каким-то спортивным азартом разрабатываем планы по завоеванию сердца и кошелька Павла. Теперь Донат целиком и полностью руководит процессом, а я становлюсь лишь пешкой в его игре. Прилуков помогает мне влюбить в себя Комаровского, изучает его вкусы и привычки, подсказывает, как предугадывать те желания, которых тот никогда не озвучит. Через неделю после смерти жены Павел делает мне предложение, но я не могу его принять, ведь я все еще замужем, а для того, чтобы развестись, нужно вновь встретиться с Василием. Я смертельно боюсь этого, но Донат убеждает меня в том, что иного пути нет, и вскоре мы с Комаровским выезжаем в Киев.

– Я дам тебе развод только в том случае, если ты отдашь мне опеку над детьми и больше никогда не появишься в их жизни. Посмотри на себя: ты мотаешься из страны в страну, не задерживаясь нигде дольше, чем на пару месяцев. Сын тебе только мешает, – говорит мне Василий, и впервые вместо злости я слышу в его словах здравомыслие.

Я соглашаюсь, хотя и виню себя за это до сих пор. Но тогда это решение мне кажется верным. Комаровский не рад тому, что у меня есть сын, хотя и не показывает этого, а я надеюсь, что вернусь за детьми через год или два и увезу их в Европу.

Павел везет меня в свое родное имение в Орле. Это огромное поместье, где проходят лучшие приемы в округе. Я и не подозревала, что в этом городке может существовать какое-то подобие светской жизни. Здесь, в тихом провинциальном раю, есть только два человека, которых с уверенностью можно назвать хозяевами жизни: Павел Комаровский и его друг Николай Наумов, который тут же без памяти влюбляется в меня. Павел занимается делами, а мне доставляет удовольствие то, с каким подобострастием на меня смотрит его друг детства. Осмелившись же на более решительный шаг и получив мое благоволение, мужчина полностью вверяет мне свою жизнь и обещает рабски повиноваться