— Поэтому я и звоню, Джулио.

— Что? Картины?

— Не уверен, но во всяком случае музеи.

— Да, и что там? — спросил тот с неподдельным интересом, который, как помнил Брунетти, всегда отличал Карреру в работе.

— У нас тут убийство.

— Да, я знаю, Семенцато, во Дворце дожей, — сказал он нейтральным голосом.

— Ты что-нибудь знаешь о нем, Джулио?

— Официально или неофициально?

— Официально.

— Совершенно ничего. Ничего. Нет. Ни единой зацепки. — Не успел Брунетти открыть рот, как Каррара спросил: — Достаточно, чтобы ты задал свой следующий вопрос, Гвидо?

Брунетти ухмыльнулся.

— Ладно. А неофициально?

— Поразительно, что ты об этом спрашиваешь. Я сам собирался тебе позвонить, вот тут даже памятка лежит. Я только из сегодняшней газеты узнал, что ты ведешь это дело, и сразу решил: позвоню и кое-что подкину. И заодно попрошу о нескольких одолжениях. Полагаю, что есть ряд вещей, которые интересны нам обоим.

— Например?

— Например, его банковские счета.

— Семенцато?

— А о ком мы сейчас говорили?

— Извини, Джулио, но мне целый день разные люди твердили, что я не должен плохо говорить о мертвых.

— Если не говорить плохо о мертвых, о ком же тогда плохо говорить? — спросил Каррара на удивление здраво.

— У меня уже кое-кто работает по этим счетам. Я должен получить их до завтра. Что-нибудь еще?

— Я бы хотел заглянуть в список его междугородных и международных звонков, как из дома, так и из кабинета в музее. Как ты думаешь, ты сможешь их достать?

— Это все еще неофициально?

— Да.

— Они у меня есть.

— Хорошо.

— Еще что?

— Ты уже разговаривал с его вдовой?

— Нет, я лично нет. Один из моих людей разговаривал. А что?

— Она может иметь представление, куда он ездил в последние несколько месяцев.

— Зачем тебе это понадобилось? — спросил Брунетти с искренним любопытством.

— Особых причин нет, Гвидо. Но мы всегда настораживаемся, если чье-то имя всплывает в наших делах больше одного раза.

— А его всплывало?

— Да.

— Каким образом?

— Да в общем-то самым косвенным. — Каррара казался опечаленным тем, что у него нет определенного обвинения, которое позволило бы сдать его Брунетти. — Больше года назад мы арестовали в аэропорту парочку с китайскими нефритовыми фигурками, и они сказали, что слышали, как о нем упоминали в разговоре. Они только перевозили. Не знали даже стоимости груза.

— А какой она была?.. — спросил Брунетти.

— Несколько миллиардов. Мы проследили их путь. Статуэтки исчезли из национального музея в Тайване три года назад; никто так и не понял, как именно.

— Оттуда были взяты только эти предметы?

— Нет, но это единственное, что пока удалось вернуть.

— Где еще ты слышал его имя?

— О, от одного из человечков, которых мы тут держим на поводке. Мы можем взять его в любую минуту за наркотики, взлом и проникновение в жилище, поэтому он пока бегает на свободе, а взамен приносит обрывки информации. Он сказал, что подслушал имя Семенцато в телефонном разговоре одного из тех, кому продавал вещи.

— Краденые?

— А как же. Ему больше нечего продавать.

— Тот человек говорил с Семенцато или о нем?

— О нем.

— А этот рассказал тебе, что именно он услышал?

— Говоривший по телефону сказал только, что кому-то там надо бы потолковать с Семенцато. Сначала мы подумали, что ссылка на него вполне невинна. В конце концов, он директор музея. Но потом мы поймали в аэропорту ту парочку, а Семенцато нашли мертвым в его кабинете. Так что я подумал, что пора поставить тебя в известность. — Каррара молчал достаточно долго, чтобы дать понять, что пока это все, что у него есть, и настало время что-нибудь получить взамен. — А вы что нашли?

— Помнишь китайскую выставку несколько лет назад?

Каррара утвердительно буркнул.

— Некоторые из предметов, отосланных обратно в Китай, оказались копиями.

В трубке явственно раздался присвист Каррары, выражавший одновременно удивление и восхищение таким ловкачеством.

— И вроде бы он был теневым партнером в паре антикварных лавок, здесь и в Милане, — продолжил Брунетти.

— Чьих?

— Франческо Мурино. Знаешь его?

Каррара подумал и медленно ответил:

— Только, как и Семенцато, неофициально. Но его имя попадалось больше, чем несколько раз.

— Что-то определенное?

— Нет, ничего. Похоже, он прекрасно заметает следы. — Последовала долгая пауза, а потом Каррара добавил внезапно посерьезневшим голосом: — Или кто-то его покрывает.

— Типа того, верно? — спросил Брунетти.

Это могло означать что угодно: некую ветвь власти, мафию, иностранное правительство или церковь.

— Да. Любой взятый нами след ведет в никуда. Услышали имя, и больше не слышим. Финансовая полиция трижды проверяла его за последние два года, и у него все чисто.

— Его имя возникало когда-нибудь рядом с именем Семенцато?

— Здесь никто их не связывал. А что у вас там есть еще?

— Знаешь Бретт Линч?

— Американку? — спросил Каррара.

— Да.

— Конечно, я с ней знаком. У меня степень искусствоведа, Гвидо, в конце-то концов.

— Она так хорошо известна?

— Ее книга об искусстве Китая — лучшая по этой теме. А она еще в Китае, не так ли?

— Нет, она здесь.

— В Венеции? Что она там делает?

Брунетти задавал себе тот же вопрос. Пытается решить, то ли ехать обратно в Китай, то ли остаться здесь из-за своей любовницы, а может, ее удерживает желание узнать, не была ли убита ее предыдущая возлюбленная.

— Она приехала сюда поговорить с Семенцато о тех подделках, которые прибыли в Китай. Два подонка на прошлой неделе избили ее. Сломали ей челюсть и несколько ребер. Тут об этом было в газетах.

Снова из Рима донесся свист Каррары, но на сей раз он исхитрился выразить им сочувствие.

— А тут не было ничего, — сказал он.

— Ее ассистентка в Китае, японка, которая приезжала сюда, чтобы проследить за возвращением выставки в Китай, погибла там в результате несчастного случая.