Он был слаб во всем, не только физически, но и характером; внутренне протестуя против всего, что его заставляли делать, Петр не решался протестовать внешне, и раздражение выливалось на тех, кто слабее или зависел от него. Поэтому гонялись лакеи, нещадно избивались бедные собаки, вешались пойманные крысы… Екатерина зависела от Петра, она не была слабее, напротив, муж чувствовал ее внутреннюю силу, а потому заставлял подчиняться особо изощренно, унижал с особенным удовольствием.

И чем терпеливей она старалась быть, тем сильнее хотелось унизить. Сознавая, что не прав, что не стоит жены, стал пить, а пьяному море по колено, уже не стыдно, и не жалко, и все равно, что впереди.

Был ли выход из этого тупика? Наверное, был, но не нашлось рядом умного взрослого человека, который взял бы за ручку и вывел, а сам Петр вместо света шел назад во тьму. И Екатерине терпеть становилось все труднее.

Она долго лежала, стараясь не плакать, но и не думая, как исправить мужа. Надоело, ничего исправлять не хотелось. Хотелось только одного: чтобы он куда-нибудь делся, исчез, испарился…

Он пришел поздно, едва держась на ногах…

Екатерина зарылась в перину и подушку, делая вид, что спит. Отвязаться от мужа не получилось, Петр твердо вознамерился в очередной раз заплетающимся языком рассказать супруге о том, как он предпочитает ей другую.

— Вы пьяны! Я не желаю выслушивать ваши откровения об изменах, которых не было!

Он действительно оказался пьян сильнее обычного и взъярился тоже сильнее. Сорвал одеяло и… накинулся с побоями:

— Я тебя, сучка, заставлю быть внимательной к мужу!

Неизвестно, чем все закончилось бы, но внезапно самому Петру стало худо и его вывернуло прямо на постель!

Едва успев отскочить, Екатерина кинулась прочь из комнаты, прижимая платок к носу и рту. Мерзкий запах поплыл по комнате…

Позвав к мужу слуг, она ушла подальше. Ее новая горничная Владиславова молча принесла и подала большую шаль — закутаться от холода.

Не хотелось никого видеть, и Екатерина с одной маленькой свечой в подсвечнике зашла в комнату, где обычно проводил дни князь. Пока приводили в порядок Петра, потом постель и комнату, она разглядывала сокровища мужа. Длинные столы уставлены макетами крепостей, пушек, множеством солдатиков. Узкие стальные полосы вдоль столов, если дернуть за какую-то веревку, издавали звук, по мнению Петра, похожий на орудийные залпы. Екатерина несколько раз бывала в этой комнате, насквозь пропахшей табаком, собаками, кожей, потом…

Оставаться здесь тоже не хотелось, лучше найти место где-нибудь у камина и посидеть бездумно перед огнем… Ближе к двери стоял большой комод, один из ящиков которого задвинут не до конца. Машинально она толкнула ящик, чтобы не зацепился тот же Петр. Но ящик, вместо того чтобы закрыться, пополз вперед, открывая содержимое, увидев которое, Екатерина ахнула. Он был полон бутылок, причем не вина, а водки! Вот где напивается Петр… Конечно, он не мог быть столь пьян от выпитого за столом, ведь остальные пили не меньше, но не пьянели же.

Екатерина замерла. Что делать? Рассказать все той же Чоглоковой или Репнину? Но это будет откровенным предательством, жалобой, за которую Петр просто сживет ее со света….

Она старательно задвинула ящик, щелкнула какая-то защелка, после чего ящик уже не открывался даже с усилием. После перенесенного Екатерина до утра сидела перед камином в малой гостиной, не желая возвращаться в комнату, пропахшую рвотными массами. Именно это помогло ей придумать, как вывести супруга-пьяницу на чистую воду. А еще в ней созрело что-то новое, направленное против Петра.

В глубине души Екатерина вдруг поняла, что хочет жить без него, мало того, хочет править этой страной, но без Петра. Она пока не знала как, пугалась самой такой мысли, но поняла, что это желание неистребимо. Теперь они муж и жена только по названию, но по сути врозь! Рукоприкладства и унижения мужу больше не простит. Конечно, вынужденная подчиняться, будет ложиться с ним с постель, но больше не станет стоять на часах, дрожа в тонкой ночной рубашке с тяжеленным ружьем на плече, не позволит притащить в свою постель кукол или привести в спальню собак, она не позволит унижать себя!

Чтобы не давать повода для оскорблений и подозрений, будет вежлива и доброжелательна, ее не в чем будет упрекнуть… Но отныне муж будет держаться на подобающем ему месте, то есть вне ее сердца.

Петр сделал все, чтобы ее любовью не стать. Любви в браке не получалось, а о другой она просто не помышляла.

Комнату вымыли, проветрили, но Екатерина сделала вид, что в ней все равно воняет!

— Я не могу здесь спать, тошнит от одного воспоминания.

Петр, чувствуя свою вину, ходил потерянный. Но на сей раз его не было жаль ничуть.

— Ваше Высочество, если вы еще хоть раз придете в спальню пьяным, я вынуждена буду сообщить императрице. Если пьете, то спите в другом месте. Моя опочивальня отныне будет в другом месте! Я готова даже поселиться в узкой проходной комнате, чтобы не спать там, где вы все облевали.

Сказано жестко. С изумлением Екатерина увидела, что Петр подчиняется. Ей бы понять вот эту особенность и подхватить: как всякий слабый человек, он беспрекословно подчинялся более сильному. Екатерина могла бы использовать это, чтобы вот такой властной рукой вытащить его, сделать человеком, заставить учиться, умнеть, наконец! Но в тот день ей оказалось не до перевоспитания пьяницы-мужа, она задумала переезд.

Задумала не столько ради собственного удобства, а чтобы заставить сдвинуть с места тот самый тяжеленный комод.

Удалось. Петр, с трещавшей с перепоя головой, не сообразил, что при перестановке мебели содержимое комода вскроется. Увидев горы бутылок с водкой, Чоглокова просто потеряла дар речи. Рядом суетился Василий Репнин, пытаясь понять, как можно спрятать такое количество выпивки, чтобы никто не увидел. Княгиня подошла, посмотрела, усмехнулась и отправилась в свою комнату, где кое-как пристраивали мебель.

В дверь тихонько просочилась обычно ходившая хозяйкой Чоглокова. За ней Репнин.

— Ваше Высочество… я надеюсь… вы не станете… Ее Величеству… вы понимаете, что будет скандал…

— Я не стану, но видеть пьяного супруга у себя в спальне не желаю. Если он напьется, укладывайте где-нибудь в другом месте.

Чоглокова, которой было строжайше запрещено оставлять на ночь Петра где-нибудь, кроме постели Екатерины, закивала. Она хорошо понимала, что, расскажи великая княгиня о бутылках с водкой, и простое лишение должности будет подарком, а не наказанием. Репнин, как и Чоглокова, хорошо помнил ссылки за куда меньшие прегрешения, он заверил, что ни за что не допустит больше выпившего князя в комнату к княгине, лучше уведет к себе.

Расстались довольные друг дружкой, Репнин все разводил руками:

— И откуда взял-то?

Принятое решение было Екатерине на руку: чем подвергаться унижениям и выслушивать глупости мужа о его любовных связях, лучше спать одной. В конце концов, всегда можно свалить все на Петра, она же не виновата, что он не ходит спать в супружескую постель…