Он живет в гамбургском квартале Санкт-Паули, рядом с Репербаном, самой известной в Европе улицей красных фонарей, в окружении стрип-клубов, проституток, магазинов порнолитературы, порнофильмов, сутенеров, трансвеститов, гангстеров. Его новый работодатель Бруно Кошмидер — бывший цирковой клоун, переквалифицировавшийся в держателя стриптиз-клубов, имеет привычку избивать клиентов дубинкой или деревянной ножкой от стула, пока жертву держат бандитского вида официанты. Beatles, вопреки ожиданиям, играют не в большом, всегда переполненном кошмидеровском клубе «Кайзеркеллер», а в захудалом стрип-заведении по соседству, где они работают в фактически кабальных условиях, выходя по будням на четыре с половиной часа с тремя жалкими 30-минутными перерывами и на шесть часов в выходные… Все пятеро ютятся в двух кладовых с каменными стенами, без окон и без воздуха, в задней части порнокинотеатра под названием «Бэмби кино», с единственной возможностью помыться в мужском туалете: убожество и упадок таковы, что знай об этом его щепетильная в быту мать, она бы разрыдалась.

Когда Beatles прибыли в Гамбург, их земляки Derry and the Seniors играли в «Кайзеркеллере» уже несколько месяцев. Во главе с чернокожим фронтменом Дерри Уилки они представляли собой безупречную, высокопрофессиональную команду, которой Джон, Пол и Джордж всегда казались малолетками, бренчащими свой скиффл где-то на периферии. Их саксофонист Хауи Кейси вообще недоумевал, как это Аллан Уильямс умудрился прислать им в подкрепление такую «любительщину».

Однако среди одногруппников Кейси были и те, кто не разделял его критического отношения, — например, их новый гитарист Брайан Гриффитс, который в свои шестнадцать лет был даже моложе Джорджа. Однажды еще в Ливерпуле «Гриф», оказавшись снаружи «Джакаранды», услышал шум, идущий сквозь решетку на тротуаре. «Это Beatles репетировали в подвале, — говорит он. — Я всегда буду помнить: Пол пел „Roll Over Beethoven“ поразительным, чистым голосом и, казалось, легко попадал во все ноты — но это был рок! Настоящий! Рок!»

Невеселое место работы Beatles называлось «Индра» и располагалось рядом с Репербаном, на улице Гроссе-Фрайхайт (что означает «великая свобода»). Поскольку оно уже давно не окупалось как стрип-клуб, Бруно Кошмидер захотел поменять его имидж. Правда, поначалу завсегдатаи вполне могли неправильно понять, в какую именно сторону: для немецких ушей «битлз» было легко спутать с «пидлс» («пиписьками»).

Группа появилась на сцене в одинаковых пиджаках лавандового цвета, пошитых соседом семьи Маккартни, и тех же черных рубашках, в которых они поехали в турне с Джонни Джентлом. У Пола была новая гитара, Rosetti Solid 7 с корпусом расцветки красный «санберст» и с двойным вырезом, которая, к сожалению, смотрелась намного лучше, чем звучала. Как и Zenith, это была праворукая модель, и чтобы играть, ему пришлось перевернуть ее накладкой вверх и натянуть струны в обратном порядке.

В этот вечер, 17 августа 1960 года, все пятеро были все еще вымотаны после путешествия из Англии в раздолбанном автофургоне Аллана Уильямса, к тому же пребывали в шоке от первого знакомства с Репербаном и в унынии от занюханного клуба, чьи немногочисленные посетители главным образом ждали выхода местной звезды, стриптизерши по имени Кончита.

Их первые номера звучали настолько сонно, что Бруно Кошмидер начал хлопать в ладоши и кричать: «Mach Schau! [Шоу давай!]» — призыв, который в этих краях обычно либо заставлял быстрее крутиться кисточки на сосках, либо давал сигнал на освобождение от стрингов. Джон отреагировал гротескной пародией на Джина Винсента, как он выглядел сразу после смертельной аварии с Эдди Кокраном: сгорбившись и приволакивая негнущуюся ногу, как какой-нибудь завывающий Квазимодо. Совершенно не подозревая, что над ними насмехаются, немцы встретили номер восторженно.

В отличие от того, как это случилось в лучшем элвисовском фильме «Кинг Креол», полумертвый клуб не мог возродиться в одночасье. Beatles должны были завоевать публику: сперва им нужно было произвести достаточно шума, чтобы привлечь людей с Гроссе-Фрайхайт, а потом вообще забыть про тормоза, чтобы продолжать удерживать их внимание, — при этом иногда им приходилось играть весь сет перед единственным занятым столиком. «Им нужно было стараться, — говорит гамбургский музыкант Франк Досталль, — иначе клиенты просто встали бы с мест и перекочевали в соседний стриптиз или порномагазин».

Когда в не менее суровом графике Derry and the Seniors случался перерыв, они заглядывали посмотреть на Beatles из недалеко расположенного «Кайзеркеллера». Саксофонист Хауи Кейси был поражен, насколько преобразилась эта «любительщина» с последнего раза, когда он видел их на прослушивании Ларри Парнса. «В тот раз казалось, им почти самим стыдно за такую безобразную игру. А теперь они сделали из себя приличную, заводную группу».

«На самом деле, именно на Поле у них все держалось, — говорит Брайан Гриффитс. — Джон в те времена как вокалист был так себе, Джордж очень стеснялся, Стю еще продолжал осваивать бас, Пит Бест вообще только пришел в группу. А у Пола были и голос, и техника игры. Он все знал и о минорных аккордах, и об уменьшенных септаккордах, тогда как Джон по-прежнему болтался с гитаристами из других бэндов и просил: „Ну давай, покажи проигрыш“».

Тони Шеридан, который упоминается в письме Пола, был первым английским музыкантом на Репербане со своей группой Jets. Урожденный Энтони Эсмонд Шеридан Макгиннити, он был блестящим гитаристом, говорил как человек образованный и имел слабость к саморазрушительным выходкам, которая находила живой отклик у Джона. «Когда Beatles пришли в клуб, в котором я играл, я сразу узнал в них братьев по крови, — вспоминал Шеридан, — хотя про Пола я не сразу разобрался: такое девчачье лицо и брови тонкие — голубой он, что ли?»

Шеридан провел ливерпульских парней с экскурсией по Репербану, продемонстрировав все его тогда еще уникальные прелести разврата: стрип-клубы с полной обнаженкой, межрасовые секс-шоу, женские бои в грязи, бары трансвеститов, примыкающую улицу Хербертштрассе, на которой в освещенных витринах вместе с ценниками были выставлены шлюхи всех возрастов и размеров.

Также они открыли для себя, каким образом обитатели Репербана, равно английские и немецкие, умудрялись выдерживать неоновое безумие его долгих ночей. Им дали попробовать таблетки для похудения под названием «прелюдин», амфетаминовое содержимое которого ускоряло обмен веществ, давая на выходе одновременно маниакальную энергию и бешеную жажду. Если не считать жевания ваток из виксовских носовых ингаляторов, это был первый попробованный Beatles наркотик. Джон поглощал его не считая, принимал по пять-шесть «прелли» за вечер и запивал их таким количеством пивных кружек, что иногда у него, как у бешеной собаки, шла пена изо рта.

Пол, однако, проявлял осторожность и сдержанность. От прелюдина начиналась такая бодрость с глазами из орбит, что единственным способом как-то отдохнуть становилось снотворное. Он ненавидел это муторное чувство по утрам — которое, по идее, быстрее всего снималось еще одним прелюдином, — и поэтому, чтоб его не считали «девчонкой», глотал только одну белую таблеточку, после чего изображал угар как у Джона.