Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Давай где-нибудь поужинаем, и я оставлю тебя после этого в покое, обещаю.
Сколько раз в течение последних двух лет их связи она была на грани ухода, но решиться так и не могла. Она очень любила его, но теперь с этим покончено. Глядя на Пьера, она не испытывала ничего.
– Нет, Пьер, это бесполезно. Я уже все тебе сказала, и мое мнение с тех пор не изменилось.
– Черт подери, Виржини! – взорвался он.– Неужели ты хочешь, чтобы я поверил, будто тебе здесь хорошо? Будто тебе хорошо одной, без меня?
Его высокомерие становилось невыносимым, и Виржини смерила его презрительным взглядом.
– Да, я чувствую себя очень хорошо,– медленно сказала она,– и не воображай, что ты незаменимый. Никто не может быть таковым.
Она почувствовала неловкость, что ранила его гордость, но каким еще образом можно от него избавиться? И почему она должна деликатничать с ним, когда он делал все, чтобы отравить ей существование?
– Ах ты, дрянь...– начал он, но осекся, услышав звук подъехавшей машины. Виржини узнала черный «ровер» Виктора и поняла, что скандала не избежать.
– Это сосед,– опередила она вопрос Пьера.
Виктор, улыбаясь, уже шел к ним, и она поняла, почему не переставала сравнивать его с Пьером. Оба они были высокие голубоглазые брюнеты, уверенные в себе. Однако на этом сходство заканчивалось, но шарм Виктора, которого она до сих пор не замечала, сейчас бросился ей в глаза.
– Добрый вечер,– сказал он, протягивая руку.– Я привез вам дрель, но мне не хотелось бы вас беспокоить, я сейчас уеду.
– Нет, прошу вас, Пьер собирался уезжать. Э... Пьер Батайе, Виктор Казаль.
Оба мужчины мгновение внимательно изучали друг друга, и Пьер повернулся к Виржини:
– Я вовсе не собирался никуда ехать, я пригласил тебя на ужин.
Его излюбленная тактика, как она помнила, состояла в том, чтобы поставить людей в неловкое положение и добиться их согласия, несмотря ни на что. Неужели он и в самом деле думал, что она поедет с ним ради того, чтобы не устраивать скандал перед посторонним?
– Пьер, я тебе сказала свое окончательное нет,– членораздельно произнесла она.
– Это почему же? Из-за него? Он мой последователь?
Провокация также составляла часть выбранной им стратегии.
Виктор молчал, с любопытством поглядывая на Пьера.
– А ты быстро пристроилась, моя дорогая! Он тоже из наших? Ты будешь и его эксплуатировать?
Виржини почувствовала, как кровь отхлынула у нее от лица. От негодования она не могла найти подходящего хлесткого ответа, чтобы заставить Пьера замолчать.
– Вам лучше уехать,– степенно вмешался Виктор.
– Да вы не знаете, с кем имеете дело, бедолага вы мой! Вы еще увидите, как она...
– Ну, хватит.
Виктор спокойно встал между Пьером и Виржини.
– Я вас провожу?
Он дал ему возможность выбора: либо идти к машине, либо спровоцировать ссору. Секунду поколебавшись, Пьер отступил и размашисто удалился. Его машина тронулась с места, взметнув облако пыли. При развороте он умышленно задел за передок «ровера» и вылетел на дорогу под натужный рев мотора.
– Очень неприятный тип,– проронил Виктор.
– Ну и идиот! Вы видели ваш бампер?
– Да... Ерунда это.
– Нет, не ерунда! К тому же он никогда вам не простит того, что вы только что сделали... Он очень злопамятный, воевал уже не раз и очень не любит проигрывать.
Виктор беззаботно пожал плечами и покачал дрелью, которую все еще держал в руке.
– Должно быть, испугался, что я его прикончу этой штукой! Держите, она вам пригодится для обороны, если он вернется.
– О, еще как вернется,– вздохнула Виржини.– Особенно теперь, когда он знает дорогу...
Она забрала у него инструмент и посмотрела на дом.
– Хотите чего-нибудь выпить?
– Нет, спасибо. Думаю, вам хочется побыть одной.
Виктор так ласково улыбнулся, что она чуть не удержала его, однако он был прав: визит Пьера настолько потряс ее, что ей хотелось спокойно обо всем подумать.
– Буду рада видеть вас у себя на ужине завтра или послезавтра,– неожиданно сказала она.
– Послезавтра с удовольствием. Я принесу выпить.
Пока он шел к своему помятому «роверу», она неподвижно стояла, устремив на него взгляд.
* * *
– А ты, стало быть, находишь это нормальным? – гневно вскричал Максим.
– Во всяком случае, зная Виктора, это не кажется мне странным.
Небрежно усевшись на угол письменного стола Максима (долгие годы этот стол был его собственным столом), Марсьяль с подспудным удовлетворением дал сыну высказаться и ждал, когда минует гроза.
– Папа, перестань, наконец, делать вид, что ты ничего не замечаешь! Нильс повел себя, как последняя скотина. Что же касается Жана Вильнёва – его позиция тебя не удивила? Этот тип хорошо осведомлен, и он предложил нам сделать вложение в кино отнюдь не случайно! А Виктор дал ему координаты Нильса. Мы плаваем в полном бреду, разве не так?
– Успокойся, Макс! Не понимаю, как такой рассудительный человек может впасть в подобное состояние. У Виктора свои недостатки, но он не злопамятный, вот и все.
– А тебя это устраивает! Потому что если уж Виктор предаст это забвению, то ты тем более не обязан дальше дуться на Нильса.
– А ты уже вычеркнул его из своего существования?
– Я запер его в шкаф до лучших времен, поверь мне!
Помолчав, Марсьяль слез со стола и уселся в кресло, чтобы смотреть сыну в лицо.
– Скажи откровенно, Макс. Ты в обиде на меня?
– За что?
– За то, что Нильс был любимчиком. Это вещи, в которых не так легко сознаться, но мне кажется, что речь идет об очевидном для всех.
– Нет, совсем нет, никогда я на тебя не обижался... Я тоже его обожал, это был чудесный мальчишка. Именно благодаря ему я полюбил детей, именно из-за него мне самому хотелось иметь их... Так что не придумывай, папа. Нас с Виктором никто не заставлял, мы и вправду хотели его баловать, и даже, пусть это покажется смешным, мы были для него как два божества, как два героя.
– Я знаю,– вздохнул Марсьяль.
Он надеялся, что Максим наконец умолкнет. Дома он выслушивал нападки Бланш. Кажется, она не находила в себе сил простить Нильса, а теперь еще и Макс. Он не хотел слушать продолжения, но сын уже не мог остановиться.
– С тех пор как Нильс обосновался в Париже, он приезжал сюда каждый раз, чтобы занять у нас денег, то у одного, то у другого, и я полагаю, что он и у тебя перехватывал. Но мы не обращали внимания на это, по привычке мы продолжали ему прощать все. Мы были уверены, что, в конце концов, ему удастся сделать в жизни хоть что-то. И вот, пожалуйста! Самое впечатляющее, что он сделал,– это изломал жизнь Виктора! И ты знаешь, я был так наивен! Ведь я никогда не мог предположить, что он способен на такую мерзость...