– Я на самом деле вынужден настаивать, чтоб ты это прекратила, Виргиния, – сказал мистер По.

– Но они не должны с нами смешиваться!

– Они займут свои места в верхнем ярусе, и мы не будем их видеть.

– Как тех дам, которые приезжают к миссис Рестелл? Если люди совершают что-то нехорошее, они должны быть наказаны.

– Это не наше дело, – сказал мистер По.

– Тогда чье же? – Она улыбнулась мне, словно чтобы заручиться моей поддержкой. – Вы не согласны, миссис Осгуд?

Я была спасена от необходимости отвечать открывшимися дверьми театра. В холле мистера По немедленно поприветствовал упитанный господин, отрекомендовавшийся как мистер Стюарт, владелец большого торгового концерна на Бродвее. Он расписал, какое громадное удовольствие доставил ему «Ворон», а потом представил свою жену, которая, в свою очередь, попросила, чтобы ее представили супруге поэта. Подошли еще люди, все повторилось по той же схеме, и в конце концов вокруг четы По образовалась толпа, поздравлявшая его с успехом и восхвалявшая ее красоту и свежесть. Стоя с краешку, я подметила, как от всего происходящего миссис По становится все оживленней и радостней, а ее муж – все мрачнее. Лишь когда прозвенел второй звонок, обожатели поэта и их супруги разошлись. К тому времени, как нас проводили к ложе в первом ярусе, мистер По был уже очень зол. Миссис По уселась между нами и прильнула к мужу:

– Эдди, Эдди, что случилось? Почему ты был так груб с этими людьми?

– Ты должна извиниться перед миссис Осгуд.

Миссис По посмотрела на меня.

– За что?

– За то, что ты забыла о нашей гостье.

– Нет никакой нужды в извинениях, – сказала я.

– Я сожалею, миссис Осгуд, – хмуро произнесли миссис По, опустив голову. – Я не имела в виду ничего дурного.

Прозвенел звонок, возвещая о начале представления. Миссис По стиснула мне руку.

– Если я что-то сделала не так, – шепнула она, – я действительно очень сожалею об этом.

Начался спектакль. Это была довольно неплохая комедия. Женщина, игравшая глупую жену, жаждавшую высокого общественного положения, заставила зал смеяться, артист, изображавший ее подхалима-мужа, который чуть было не угробил себя, стараясь ей угодить, вызывал сочувственные смешки. Но, сидя в темноте, я чувствовала, как душа миссис По до сих пор купается в волнах восторга обожателей, наслаждаясь своим триумфом и тем, что взяла надо мною верх. Если она хотела продемонстрировать мне, что ее муж – это ее собственность, ей вполне это удалось.

В антракте миссис По вскочила и от этого слегка закашлялась.

– Эдди, кажется, мне нужен пунш. Не мог бы ты мне его купить?

– Если пожелаешь. Возможно, лучше всего будет, если ты посидишь тут и отдохнешь, а я принесу его тебе.

– Не увидеть твою паству? Ну нет!

– У меня нет паствы, и, надеюсь, ты когда-нибудь это выучишь. Миссис Осгуд, – обратился он ко мне, – вы идете?

Я сказала, что хотела бы остаться на своем месте, чтобы записать свои размышления о спектакле.

– Эдди – вот кто настоящий критик, – сказала миссис По. – Он уже все записал.

– Я хотела бы рассказать о постановке миссис Бартлетт, когда вернусь домой.

– Но вы должны выйти! – воскликнула миссис По.

– Пожалуйста, простите меня, – сказала я, – но я вынуждена настоять на том, чтобы остаться.

Они ушли. Я смотрела на занавес, ненавидела Сэмюэля за то, что он бросил меня, тем самым поставив в такое уязвимое положение, и себя за то, что пререкалась с миссис По, и тут мистер По вернулся с чашей пунша.

– Мы не можем дать вам пропасть.

Когда он передавал мне чашу, наши руки соприкоснулись. Он неохотно убрал свою и сказал:

– Прийти сюда было плохой идеей.

– О нет. – Я выглянула из ложи в зал, борясь с тем, что теснило мою грудь. – Я наслаждаюсь игрой миссис Смит.

– Все это ничто в сравнении с крысами.

– С крысами?

– Они тут на удивление ученые и прекрасно все понимают. Знают, например, когда поднимется занавес, и все зрители будут околдованы тем, что происходит на сцене. Знают, когда можно начинать рыскать по партеру в поисках случайно упавших орешков или апельсиновой кожуры, а когда они должны исчезнуть, потому что занавес вот-вот упадет.

Я засмеялась, потом, улыбаясь, мы тихо и изучающе посмотрели друг на друга. Нет, я не должна этого делать.

Он отвернулся первым.

– Я прошу прощения.

– За что? – непринужденно спросила я.

Он некоторое время глядел в сторону, а потом решительно посмотрел мне в глаза.

– За мою жену.

– Она просто приглядывает за вами.

Я почувствовала, как он уходит в себя.

– Да.

Поэт ушел, сухо извинившись, а я осталась тупо глядеть на занавес. Минут через десять он вернулся вместе с супругой, фонтанировавшей рассказами о важных дамах, которые с ней беседовали, и о множестве приглашений, которые она от них получила. Ее утихомирил только поднявшийся занавес, но даже и тогда я ощущала победоносные лучи, которые она испускала в моем направлении.

Опустошенная, я пропустила почти весь финал спектакля. Настроение мне подняли только крысы. Они оказались именно такими сообразительными, как говорил мистер По. Они разыграли свой собственный спектакль – куда более драматичный, чем комедия на сцене. Успеет ли крыса схватить кусочек цедры раньше, чем на него наступит миссис Смит? Сможет ли урвать арахис из-под края занавеса, прежде чем тот начнет опускаться?

Но даже этими маленькими наблюдениями я не смогла поделиться с мистером По, когда спектакль окончился. Прежде чем мы успели покинуть нашу ложу, ее заполонила толпа читателей, жаждущих хотя бы мельком поприветствовать знаменитых мистера и миссис По. Когда мы спускались по лестнице, поклонники устроили импровизированное чтение «Ворона». Их крики «Никогда! Никогда!» преследовали нас, когда мы шли через вестибюль, а три капельдинера были вынуждены расчищать дорогу. К тому времени, как мы садились в карету, поклонение толпы совсем вскружило миссис По голову.

Наш экипаж отъехал от края тротуара.

– Я говорила тебе, что мистер Брэди хочет сделать с нас дагеротип? – воскликнула, обращаясь к мужу, миссис По. – Мне всегда этого хотелось. Чтобы посмотреть, как я выгляжу на самом деле.

– Я думал, у нас для этого есть зеркала, – ответил мистер По.

– Эдди, – игриво подталкивая супруга локтем, – а знаешь, что сноха мистера Астора сказала о моем платье? Что оно мне к лицу. Она на самом деле очень мила.

Приступ кашля положил конец ее оживлению. Мистер По принялся гладить ее по спине, вначале рассеянно, а потом, когда приступ усилился, с подлинной заботой. Наша лошадь цокала копытами по темным улицам, а она все кашляла и кашляла. К тому времени, когда мы добрались до дома Элизы, миссис По скорчилась на груди у мужа, и ее кашель превратился в короткие спазмы. Мистер По гладил влажный лоб жены.